Бай Айран - Всадники Ветра

— О молодой пастушке, — смущенно заявил мальчик и запунцевел.

Лицо герцога вытянулось от удивления, и взмахом руки он отпустил слугу. Вцепившись в поводья, мужчина осторожно подвел пегого мерина к телеге арфиста. Менестрель поднял свой тусклый взгляд, и слабая улыбка появилась на его испещренном морщинами лице.

— Арфист, что за песню ты сыграл? — Легкое раздражение послышалось в голосе герцога. То ли он злился на музыканта, то ли на самого себя, понять было достаточно сложно.

— О, герцог Фунтай, я не знаю, о чем была эта песня! — заявил старик, довольно почесывая свою короткую седую щетину. Мой отец слегка опешил, и конь под ним начал нервно фыркать.

— Что ты имеешь в виду, менестрель? — тихо поинтересовалась, когда поняла, что отец все не находиться с вопросом.

— Я играл эту песню для себя. А то, что услышал тот или иной человек, не моя проблема! — заявил мужчина и стал бережно перебирать струны своей арфы.

— Как твое имя? — неожиданно спросила я.

— Онлив ан, моя леди, — почтительно кивнув, сообщил менестрель. В глазах старика плясали задорные искорки, и я никак не могла взять в толк, чему он так радуется.

— Ну что ж, Онливан, не знаю, куда подевался мой старый менестрель, но вы превзошли его во всех своих талантах! Я благодарен вам за вашу музыку, — вежливо сказал герцог и, пришпорив коня, отъехал немного влево от телеги, погруженный в собственные мысли.

Я мельком посмотрела ему в след, но тут же вернулась к необычному музыканту. Хитрый старик все продолжал бренчать что-то нечленораздельное на арфе, и лукавая улыбка спряталась в уголках его глаз. От него веяло чем-то особенным, и какой-то своей частью я это абсолютно точно ощущала. Динео приглушенным эхом предупреждал меня, но способности мои были так ничтожно малы, что я вряд ли бы смогла понять, что же такого интересного в этом старике.

— Онливан, не сыграете ли вы что-нибудь стоящее? — раздраженно попросила я. Его треньканье действовало мне на нервы, ведь я прекрасно понимала, что он специально не старается.

— О, юная леди, что-то суставы заскрипели, пожалуй, отложу арфу до вечера. — На губах музыканта заиграла детская улыбка, и я невольно отшатнулась. На таком старческом лице сложно было видеть одновременно жизнь, детство и предчувствие близкой и неумолимой смерти. Арфист с невозмутимым спокойствием уложил инструмент в чехол и расслабленно откинулся на борт телеги, мечтательно прикрыв глаза. Странное раздражение вспыхнуло во мне, и я, последовав примеру отца, пришпорив жеребца, отъехала от телеги.

Когда солнце лениво докатилось до зенита, мы наконец выехали за пределы герцогства Фунтай и оказались на чужих землях. Любопытство мое радостной паутиной раскинулось по дороге. Еще никогда я не выезжала так далеко от дома, поэтому чувства внезапно обострились, а надоедливое дыхание лошадей и стук копыт вдруг стали самыми приятными звуками на свете.

В отдалении прозвучал крик сапсана, и я невольно вскинула голову к небу. Оно все еще серело над нашими головами, и лишь слабые неяркие лучи солнца грели нас в полдень. Огромные вечнозеленые деревья раскинулись по обочинам дороги, которая, извиваясь будто охотящаяся змея, шла далеко вглубь темного бора. Могучие стволы, покрытые высохшей коричневой корой, натужно скрипели, словно приветствовали странников на своем пути. Камни под копытами наших лошадей и колесами карет и телег сменились утоптанной землей, видимо, часто используемой дороги. В корнях деревьев росли негустые, едва покрытые почками кустарники. Взгляд охотника позволил мне разглядеть мелкую дичь, снующую по своим норкам. Вскоре деревья начали редеть, и сквозь их кроны открылся вид на великолепные горы. Я присела в седле, охваченная воодушевлением и страстью. Вся моя душа рвалась прямиком через эти горы. В воображении миллионом брызг вспыхивали самые разные великолепные картины. Захотелось вдруг стать птицей, тем самым свободным сапсаном в небе и узреть все красоты этой бескрайней природы его птичьим острым взглядом.

Грудь начала тяжело вздыматься, Шудо подо мной самостоятельно выбрал темп, и мы немного оторвались вперед от остального картежа. Казалось, этого никто не заметил, как и той чудесной красоты, что окружала нас со всех сторон. В ушах натужно застучала кровь. И я отчетливо поняла, что щеки безнадежно раскраснелись, но даже это не смогло расстроить меня. Пальцы стали непослушными и легко выпустили поводья рвущегося вперед Шудо. Жеребец радостно заржал и перешел в галоп.

Я едва не задохнулась от переполнившей меня свободы. Ветер яростно трепал мое лицо, обжигая весенним холодом, а легкие наполнялись чистым лесным воздухом. Запах хвои вскружил голову, а ощущение горячего тела коня, несущегося вперед опрометью, разожгло мою собственную внутреннюю страсть. То самое дикое и первобытное чувство, которое я старательно скрывала в обществе своей семьи. На миг я решила, что мечта моя полностью сбылась. Свобода. Вот она. Вот то самое, к чему я так лихорадочно стремилась. Взгляд мой не замечал стволов деревьев, проносящихся мимо, щеки не чувствовали обжигающих дорожек от слез, а душа не находила золотой клетки, что с детства ее окружала.

В голове резко прояснилось, я с силой натянула поводья. Жеребец издал звук недоумения и с неохотой замедлил свой безумный галоп. Вскоре Шудо окончательно остановился, и мы стали ждать кортеж, от коего сильно оторвались. Во второй раз за день на меня обрушилась удушающая волна тишины, и я в отчаянии крепко зажмурилась. Постепенно слух стал возвращаться, либо вокруг все стало понемногу звучать. Я испугалась. Испуг передался и Шудо, и он потянулся вперед, но я уверенно его остановила, сжав бока. Выровняв сорвавшееся дыхание и стерев тыльной стороной ладони слезы, я заставила себя собраться с мыслями.

Мысли разбегались, явно не желая быть неким цельным существом. Я разозлилась, и мгновенно пришла собранность. Конь подо мной застыл. Я недоуменно огляделась. Может, он учуял какого-нибудь хищника? С моих губ едва не сорвался крик, когда в вереске я заметила огромные желтые глаза.

Он не смотрел на меня с ненавистью, которую я умела различать в глазах цепных псов. Уголки его губ не были приподняты в угрожающем оскале, да и вся его поза выражала полнейшую безмятежность. Черные кончики ушей чутко подрагивали на ветру, даже с некоторого расстояния я отметила, как он шевелит носом, улавливая наш запах. Неожиданный серебристо-серый блеск заставил меня отвести взгляд от волка, и я еще сильнее испугалась. В четырех шагах от первого животного, лежало второе. У меня возникло ощущение, что волки вполне комфортно чувствуют себя под моим взглядом. Я же с усилием пыталась подавить панический страх, поднимающийся от самого горла, мешавший мне дышать.