Дэниел Абрахам - Война среди осени

Семай встал между ними и взял Маати за плечи. Лицо второго поэта стало серым, как пепел. Маати чувствовал, как он трясется, слышал дрожь в его голосе.

— Маати-кво, постарайтесь его обуздать. Немедленно!

— Не могу, — признался Маати, зная, что не ошибается.

— Тогда отпустите.

— Не раньше, чем заплатите цену, — сказало существо. — И, кажется, я знаю, с кого начать.

— Нет! — крикнул Маати, оттолкнув Семая в сторону, но Эя уже широко раскрыла рот. Ее глаза расширились в растерянности и ужасе. Девочка пронзительно взвизгнула и упала на колени, сначала обхватив руками живот, затем опустив их чуть ниже.

— Перестань! — умолял Маати. — Она такого не заслужила.

— А гальтские дети, которых ты хотел уморить голодом? Они заслужили? — спросил андат. — Это война, Маати-кя. Они должны погибнуть, а вы — спастись. Навредишь этому ребенку — преступление. Навредишь тому — подвиг. Тебе нужно было думать раньше.

Она села на пол. Бледные, прекрасные руки обхватили Эю, обняли ее, укачивая, как маленького ребенка. Маати шагнул к ним, но Неплодная уже говорила с девочкой. Тихо и ласково.

— Знаю, милая. Это больно. Потерпи. Потерпи немножко. Тише, родная, тише. Не кричи так. Ну вот. Ты храбрая девочка. А теперь послушай. Вы все. Слушайте.

Рыдания Эи стихли и превратились в судорожные всхлипы. И тогда до них долетел другой звук. Далекий и страшный, взлетающий, как волна. Он услышал голоса тысяч людей, и все они кричали. Неплодная оскалилась. В ее черных глазах плясала радость.

— Семай, — шепнул Маати, не сводя глаз с андата и девочки. — Беги за Отой-кво. Сейчас же.

Синдзя отскочил назад, блокируя удар. Гальт был опытен, и у него была твердая рука. Клинки сшиблись друг с другом и зазвенели. Синдзя почувствовал, как вибрация меча зудом отдается в пальцах. Мир исчез, остался только бой. Пока дрожащий кончик лезвия совершал свой медленный танец, Синдзя смотрел Юстину прямо в глаза. Он знал: неважно, сколько воин упражнялся с мечом, глаза выдадут его всегда. Синдзя предугадал следующий выпад. Он видел, как пошел вверх меч, как напряглось плечо Юстина, и все равно едва успел увернуться. Юстин двигался молниеносно.

— Сдавайся, — предложил Синдзя. — Я никому не скажу.

Губы воина исказила презрительная усмешка. Еще один выпад. Синдзя отступил, и на этот раз лезвие скользнуло вниз, оставив царапину на бедре. Боли он не почувствовал. Слишком рано. Горячая кровь на миг согрела кожу, пропитала ткань узких штанов, остыла и лизнула холодом. Первая рана. Синдзя понял, что это значит, еще до того, как вокруг раздались крики воинов, ободрявших своего командира. Поединки чем-то напоминают питейные игры: один раз проиграл — пиши пропало.

— Сдавайся, — выплюнул Юстин. — Я тебя все равно убью.

— Все может быть, — прохрипел Синдзя.

Он пошел на хитрость: плечами вильнул влево, а сам крутанулся вправо и с размаху обрушил меч на противника. Запела сталь. Юстин успел отразить удар, но вынужден был податься на полшага назад. Гальт усмехнулся. Вот теперь Синдзя почувствовал боль в ноге. С опозданием, и все же она пришла. Он заставил себя забыть о ней и сосредоточился на глазах Юстина.

Он подумал, далеко ли убежал Данат и куда направился: назад, в город, или к шахте. Или, может, пустился прямиком в снежное поле, где холод погубит его еще верней, чем гальты? Синдзя не покупал мальчику жизнь. Только давал надежду на спасение. Больше он ничего не мог предложить.

Он слишком поздно заметил меч. Много думал, вот и зазевался. Синдзя умудрился отбить удар, но клинок Юстина царапнул ему по груди, оставил метину на кожаной куртке и вырвал одно из колец. Кругом снова заревели голоса.

Когда все случилось, Синдзя подумал, что это уловка. На свежем снегу нога стояла уверенно, однако сейчас его хорошенько утоптали, ведь они все время кружили почти на одном месте. Кое-где появились скользкие плешины. В том, что Юстин поскользнулся, вроде бы не было ничего странного, но шатнулся он как-то подозрительно. Синдзя изготовился встретить яростный натиск, но ничего не произошло. Лицо Юстина скривилось в гримасе боли, хотя он по-прежнему не отрывал от противника глаз. Гальт не принял оборонительную стойку. Он еще держал меч поднятым, но его острие неуверенно плавало из стороны в сторону. Синдзя сделал отчаянный выпад, и Юстин даже попытался его отбить, но рука у него ослабла. Синдзя отступил, собрал все силы и всадил в него клинок.

Конец его меча был острый, но широкий. Его ковали, чтобы рубить направо и налево, сидя верхом на лошади, поэтому он не пронзил шею гальта до конца. Синдзя отвел руку с мечом назад, и кровь хлынула из раны, заливая рубаху Юстина. Между падающих снежинок заструился пар. Синдзя не столько радовался победе, сколько недоумевал. Он совсем не ожидал, что одержит верх. Теперь должен был раздаться свист летящих стрел, но те отчего-то не спешили его проткнуть. Тяжело дыша, он расправил плечи. Только сейчас он заметил, как болит грудь, и увидел, что одежду залила кровь. Рана оказалась глубже, чем он думал. Однако Синдзя снова забыл о ней, когда увидел остальных.

Восемь гальтов корчились на земле: одни упали в снег, другие стояли на коленях. Двое все-таки удержались в седлах, но бросили колчаны и луки. Синдзе показалось, что он попал в сон — странный, тревожный и причудливо прекрасный. Он покрепче ухватил рукоять меча и стал бить гальтов, пока те не справились со своим загадочным недугом. Четверых он без труда отправил к богу, жаловаться, что они погибли, скрючившись на заснеженных камнях чужой земли и скуля, как новорожденные младенцы. Когда добрался до пятого, гальты начали потихоньку приходить в себя. Расправиться с пятым оказалось легко. Шестой и седьмой едва стояли на ногах, но уже пытались обороняться. Они прижались друг к другу, надеясь, что два клинка смогут удержать Синдзю на расстоянии. Он обошел их стороной, взял метательный нож у одного из мертвых гальтов, и наглядно продемонстрировал живым недостаток их стратегии.

Увидев это, двое оставшихся лучников ускакали прочь. Синдзя смахнул с камня снег, сел на него, тяжело и хрипло дыша белыми облачками пара, а когда перевел дух, расхохотался до слез.

Со стороны повозки раздался слабый голос Найита. Парень был еще жив. Синдзя торопливо подковылял к нему. Лицо юноши покрыла восковая бледность. Губы побелели.

— Что случилось?

— Пока не знаю. Что-то этакое. Так что мы до поры до времени спасены.

— Данат…

— Не волнуйся. Я его найду.

— Я обещал. Спасти.

— И выполнил обещание, — успокоил его Синдзя. — Ты сделал все, что мог. Давай-ка посмотрим, во что тебе это обошлось. Я на своем веку повидал немало дырявых животов. Есть раны полегче, есть посерьезней, но все здорово болят, если на них надавить. Поэтому приготовься.