Яна Алексеева - Охотящиеся в ночи

И чего я тогда радуюсь? Настроение такое игривое. Тьфу!

— Тебя… А вообще ты кто?

Вот уже оживает, претензии предъявляет, какой-никакой интерес в голосе появился. Мягко шагая по траве, я спросила:

— По мне не видно?

— Э… видно… — Растерянный всхлип позади. Под голыми пятками хрустнул сучок, и Марина, ойкнув, захромала еще медленнее.

— Оборотень я. — Сжалившись, легко подхватила на руки девушку и прибавила шагу.

Спина тут же заныла, в носу засвербело от запаха меловой пыли, в колене стрельнуло резкой болью, но все же так передвигаться вышло куда быстрее.

Парк неслышно готовился к дневному пеклу. Замолкли сверчки, попрятавшись по земляным норкам, зашелестели, засвистели в кронах тополей какие-то птицы, даже самолеты, выстроившиеся в ряд, как-то сникли, обретая четкие очертания. Розовеющее небо обещало жару.

А от девицы веяло пришибленной восторженностью. Она осторожно обнимала меня за шею и вглядывалась в лицо. Внимательно и почти влюбленно. М-да…

Я тоже так пялилась на Павла в ученические времена? Нет, только до первого спарринга, наверное. А сейчас бы как посмотрела?.. Ну о чем я думаю-то?! Хотя такое отношение Марины льстит. Пробуждает чувства. Родительские? И кому я вру?

Просочившись через шикарный разлом в ограде, выбралась к дороге пустыми дворами. Откуда-то потянуло свежестью. Легкий ветерок донес приятный свежий запах родниковой воды. Выглянув из-за торговых палаток, я переждала, пока проедет тонированная и раскрашенная под хохлому до самой крыши машина, и быстренько перебежала дорогу.

— Это что? — невольно обратилась я к впавшей в нирвану девушке. Та подняла голову с моего плеча:

— Памятник…

— Ну да. Мило. Чему, интересно?

Невысокая, метров десять, стела, увенчанная уносящимся ввысь истребителем, была густо увешана туалетной бумагой. И какие идиоты так развлекаются?

Я сбежала по широким ступеням. Разбитые, засыпанные мусором плитки похрустывали под пятками. А снизу тянуло вожделенной свежестью. Старые ивы скрывали облагороженный бревенчатыми домиками и беседками обрыв, родник булькал по выложенному каменными голышами ложу, исчезая в трубе и пополняя мутноватый, обложенный кирпичами пруд. В перегороженном ручье поблескивали спинками рыбы, в редком кустарнике шебуршали утки.

Хм… жирненькие, аппетитненькие. Я сглотнула слюну, выслеживая тянущуюся по земле ароматную нить, и скинула дремлющую на руках девушку в воду. Дикий вопль прорезал тишину. Заполошно размахивая руками и отплевываясь, Марина вынырнула, схватилась за бортик. Русалочьи волосы облепили лицо.

— Ты что? — возмущенно фыркая, крикнула она мне в спину.

Я же метнулась к беседке, рыкнув:

— Отмывайся!

Под пальцами хрустнула шейка заполошно дернувшей крыльями утки, порскнули в разные стороны серые мелкие комочки. Нырнув в изменение, я торопливо выпотрошила сочную тушку.

Вку-усно! Облизнувшись, окунулась мордочкой в ручей. Побулькала, расфыркивая кругом прохладную воду, и, мысленно хмыкнув, отправилась ловить рыбку. По тропинке, ступеньками поднимающейся к затону, — и в озерко с размаху! Розовато-серая мелочь разлетелась по сторонам, я, крутнувшись, шлепнула лапой по воде и застыла. Под брюхом, облепленным отяжелевшей шерстью, расходились круги. Сквозь листву пробивались узкие лучики света, играя бликами на спинках успокоившихся рыбок. Темные окна кухонного домика, возвышающегося надо мной, недружелюбно пялились в пространство. Резкий смолисто-лаковый дух забивал нос.

Я дернула ухом, уловив раздраженно-испуганный отклик. Ох, и чем я занимаюсь, лишь бы к делу не приступать! Идиотка!

Выбравшись из воды, я снова прошла изменение. Стряхивая с кожи прозрачные капельки, зашлепала босыми ногами вниз по гладким светлым камням узких ступеней.

У меня теперь есть работа. Как странно, однако. Странно, что я ситуацию воспринимаю именно так. Нет. Стоп. Опять обманываю себя. Это явно не работа. На губах вдруг вновь заиграл одуряющий вкус изумрудного ихора полукровки. Потрясающе, восхитительно, туманяще…

Передернувшись, я сбежала вниз и, присев, выдернула Марину из воды. Девушка смущенно покраснела, пытаясь прикрыться липкими, весьма символическими остатками ночной рубашки. Чуть касаясь пальцами расцарапанной кожи, я аккуратно отвела ее руки и принялась снимать обрывки, один за другим отбрасывая в кучу сухих, как порох, веток, приготовленных рядом с монументальным мангалом.

— Тш-ш, — прошипела я, вглядываясь в ошеломленное лицо. Она подавалась вперед за каждым моим движением, отзывалась на легкую ласку и непривычную заботу. Невысокая, коренастенькая, с опухшими от слез глазами и спутанным светлым колтуном на голове, она была прекрасна…

Тьфу! Русалка, не иначе.

— Послушай… ты сейчас не вернешься домой. Переночуешь у меня. И еще. Я, получается, взяла на себя ответственность за твою жизнь. Такова судьба. И потому ты будешь беспрекословно меня слушаться.

Марина завороженно кивнула.

Вот так. Последний клочок ткани отправился в полет, и, взяв за руку обнаженную девушку, я повела ее наверх, к палаткам, выстроившимся вдоль дороги. Среди них были, как у меня в памяти отложилось, и торгующие одеждой.

Смущаясь, полукровка жалась ко мне, шарила руками по спине и ластилась. Ну чисто кошка. Кожа к коже, теснее, ближе… Да что же это! Как-то я на нее не так реагирую. Возбуждение разгорается в крови, да и от девушки сквозь смущение и ужас отчетливо проступает мускусный запах желания. М-да… Где-то я о таком читала, о неконтролируемом пробуждении способностей. Сирена ищет защиты, а проще всего получить ее, соблазнив объект. Вот она и излучает флюиды. Неосознанно.

Но так хочется. Тьфу!

Взлом задней стены склада и потрошение картонных коробок не заняли много времени. Иногда хорошо быть оборотнем. Под недоуменным взглядом девушки (да, я сильная, чего удивляться… ее на руках таскала, не сказать, что без труда, но все же…) я отогнула блестящую жестяную панель. А там… Я не в первый раз что-то вскрываю на ощупь, и если при этом страдает что-то лишнее, не переживаю.

Одевать Марину пришлось насильно. Она снова начала выпадать из реальности, так что к набору ее впечатляющих синяков пришлось добавить царапину. Проведя когтем по руке, слизнула длинную полоску крови, причмокнула и велела вздрогнувшей девушке:

— Натягивай.

Джинсы на голое тело налезли с натугой, серая футболка — тоже в обтяжку. Ну, можно и идти. Стоп. А себя-то?

Я посмотрела на расцвеченное золотом небо, вздохнула. И полезла в дыру еще раз, прислонив индифферентную тушку рядышком. Так-с. Длинная, модно подранная рубаха, спортивные штаны, шлепки и забытая кем-то выручка. Отлично. Подхватив под руку подопечную, я через бурьян вывернула на тротуар. Или это была полынь? Вялые кусты свешивали метелки почти до земли, подметая сухую пыль. А та только рада была взвиться в не успевший остыть воздух и забиться в нос.