Яна Алексеева - Охотящиеся в ночи

Апчхи!

И мы пошли. Шли, шли, шли, а по пути я просвещала Марину о реалиях ее нового мира. Прелестно выходило. Бесправная полукровка под опекой такой же полукровки, только наделенной правами одинокого охотника. И если я не найду этой девице семью, то получу на свою шею ученика. Которого ничему научить не смогу, честно-честно. И нас обоих, того, ликвидируют.

— Так что, — садясь на лавочку у трамвайной остановки, резюмировала я, — прикидываешься ветошью, ходишь следом и не отсвечиваешь!

Марина печально вздохнула:

— Как все сложно.

— Ну, ты думала! Еще надо с властями разобраться, документы забрать, опеку оформить. Тебе же шестнадцать?

Запустив руки в спутанный колтун, девушка простонала что-то неразборчивое.

А я не давала ей расслабиться. И себе тоже. Зачем нам нужны истерики посреди залитой ярким светом улицы, по которой все чаще проносятся машины и громыхают железом трамваи?

Веселой желто-синей расцветки колесница распахнула двери, я потянула девушку. Темные боги, целую ночь ее за собой таскаю!

— Как я выгляжу? — озаботилась я собственной внешностью.

— Нормально, по-человечески, — ответила девушка.

— Это радует. — Значит, не забыла маскировку. А то часть собственных действий как-то теряется и мироощущение расплывается.

Поглядывая в окно на проплывающие мимо домишки и особнячки частного сектора, скрывающиеся в пыльной зелени за высокими заборами, я продолжила разговор.

— Значит, так… — Я поморщилась, пережидая грохочущий, отдающийся звоном в голове перестук колес на стрелке. — Эту ночь ты провела у меня. Вечером поругалась с матерью…

— Мы часто ругаемся… ругались… — бесцветно ответила девушка, возя пальцем по стеклу.

— То есть вопросов не вызовет. Я — твоя особая подружка, лучшая, — усмехнулась я.

— Э… Чего?

— Версия для человеческих властей. Розовая подружка, понимаешь?

— Но… — Марина опять была в шоке.

— Тьфу! Шучу! Мы просто знакомые! Но ведь кто меня уже полночи соблазняет эманациями?! Приедем — зацелую!

Я уже почти рычала. Хорошо, что ни ранний пассажир, дремлющий впереди, у кабины вагоновожатой, ни утомленная заспанная кондукторша за шумом нас не слышали.

— А?.. — Девушка открыла рот, потом закрыла и задумалась. — А где мы познакомились?

— На пляже у панорамы. Неделю назад.

— Какой там пляж, — махнула она рукой, смиряясь.

— Нормальный. Кстати, — прикусив палец, я оценивающе оглядела девушку, отчего ее всю передернуло, — ты не знаешь, где твоя сестра познакомилась со своей последней компанией?

— Да там же, у панорамы. Дня три как… Ну, то есть с Михой и раньше была знакома, но с этими — как раз там.

— Да ёш твоих богов! — раздраженно ковырнув сиденье, выдернула я оттуда кусок поролона. — А у этого Михи и не спросишь, был ли он раньше знаком с гостями… Что-то мне подсказывает, что у его родителей мы тоже ничего не узнаем. Разве что духов призвать, да и то… Хотя нет, не выйдет. Только по знакомству, к сожалению.

— Почему? Его семья недалеко от нас живет. Ох! Ты думаешь, их тоже…

— Да наверняка! — Махнув рукой, я выкинула в форточку рассыпающийся в пальцах, воняющий плесенью клок и выволокла опять застопорившуюся девицу на улицу. — К вам пришли, к ним пришли… А к кому еще нагрянули, интересно?

В общем, до квартиры мы добрались часов в пять. Покружив возле дома, я проскользнула в подъезд, задержав дыхание и тем спасаясь от ударившей в нос резкой острой вони, пошарила за косяком в трещине. Прислушалась — все спят. Гудит вентилятор у соседки, на чердаке тоскливо завывает кот. Наверху кто-то прошаркал, щелкнула задвижка. Неслышно провернув в замке ключ, я торопливо просочилась внутрь, затащила девушку. Выдохнула. Прикрыла дверь.

Ну вот. Развалина развалиной, а не скрипит.

Марина удивленно рассматривала обшарпанное убежище. Треснувший кафель, надорванный линолеум, расцарапанная покосившаяся мебель…

— На кухню иди.

Сама же я завернула в комнату, залезла в шкаф. В пахнущем древесной пылью нутре, среди немногочисленных вещей нашла бутылку. Отличный портвейн, купленный просто так, под настроение. Этой красавице хватит, чтобы отрубиться.

На кухне, обойдя ссутулившуюся на табуретке девицу, рассеянно ковыряющую пальцем растрескавшуюся столешницу, я с громыханием извлекла с полки стаканы. Подковырнув когтем, с чпоканьем вынула пробку. В мутноватые граненые емкости, водруженные на стол, полилась темно-алая, даже на вид густая жидкость. Терпкий аромат слегка разогнал мутную усталость, застилающую глаза туманной серой пленкой. Стекло заиграло рубиновыми искрами на мрачной кухне, попав в тонкий лучик солнца, пробившийся сквозь тенистые запутанные заросли.

— До дна, — придвинув стакан, приказала я. И подала пример: запрокинув голову и зажмурившись, в три глотка залила в себя напиток. Кощунство, конечно. Но резкий сладкий вкус на языке и в горле легко залил тошнотворные события этой ночи.

По телу прошла горячая волна, напряженное, ноющее от боли тело расслабилось, и я медленно осела на пол у окна. Похоже, это мое любимое место. Мысль была ленивая и какая-то обреченная. Еще набулькала в стакан, с трудом удерживая его в руках. Подняла в приветственном жесте.

— Давай-давай… Закусывать нечем, уж извини.

Марина, скорчившись и подобрав под себя ноги, давилась вином. Судорожно сглатывая и жалобно всхлипывая, она выцедила стакан. Встав и ощутив себя на мгновение столетней человеческой старухой, я налила ей еще. Хм, и все? Развернувшись, посмотрела на свет через зеленое стекло. В разбрасывающей разноцветные блики бутылке действительно оставалось совсем немного. И сургучные крошки на дне.

— А ты пей давай!

Полукровка подавилась от неожиданности и, со всхлипом фыркнув, разбрызгала вино по столу. Закашлялась надрывно и согнулась, касаясь лбом залитой столешницы, пытаясь утереться дрожащими руками. Пальцы, судорожно скребли по лицу, царапая кожу, по телу вновь побежали искорки силы, воздвигаясь пыльным, отравляющим дыхание пологом.

— Чтоб тебя!

Подхватив ее на руки, оттащила в комнату и шваркнула на смятую постель. Прилегла рядом, прижимая к себе, зашептала, обдавая горячим дыханием ухо:

— С-спи, ус-сни…

Мятая ткань под боком стремительно нагревалась, заполняясь моим собственным запахом. Слипшиеся кончики волос неприятно щекотали шею, хотелось пойти в душ, смыть с себя остатки ночных приключений. Но девушка в руках мелко дрожала, скручиваясь в комок, в груди ее хрипели не выплаканные еще слезы. Спутанные волосы щекотнули нос. Дунув в висок Марине, снова шепнула:

— С-спи…

И та наконец расслабилась, ныряя в марево бессознательного. Пальчики, судорожно стискивающие мое запястье, расцепили хватку, спина, сверкая сквозь майку выступающими лопатками и позвонками, разогнулась. Девушка еще повозилась, подгребая под себя серую от пота подушку, и окончательно затихла. Только ниточки магии медленно сплетались в серебристую сетку, накрывая ее сияющей даже в дневном свете защитой. Какая сильная малышка.