Мариан фон Штауфер - Либер Хаотика: Кхорн

Из отчёта Матиаса Тульмана:

Владыки мои, к этому письму прилагается моё окончательное мнение относительно моего расследования по делу об убийствах Кровавого креста.

За последние полгода никак не меньше, чем сорок людей были найдены убитыми в одной и той же ужасной манере. Каждая из этих жертв была обнаружена в глухих улочках кожевенных кварталов города, их тела были расчленены тесаками или схожими с ними большими кинжалами, но их головы остались нетронутыми, за исключением нанесённых бритвой x-образных разрезов через переносицу к щекам и виску. Признаки ритуального характера этих увечий побудили меня посчитать их интересными для нашего ордена, и я начал своё расследование, подробности которого изложены в моём отчёте.

Все жертвы не имели ничего общего между собой: одни были бедны, другие зажиточны, мужчины и женщины, дети и старики, как бродяги и путешественники, так и уважаемые горожане. Пожалуй, лишь сама эта хаотичность выбора и связывала их, конечно же, кроме их ритуальных шрамов. С приходом зимы число жертв росло, и количество этих убийств увеличилось с каждым прошедшим днём. Однако стоит отметить, что это происходило не только за счёт ритуальных убийств, но и за счёт обычных, в которых убийцы пытались скрыть следы своих преступлений большей жестокостью в подражании методам этих ритуалов. Я с лёгкостью определил этих бледных имитаторов. Народные чаяния, что это будет концом их ужаса, росли с каждым повешенным на виселице, однако я знал, что это далеко не так.

Городская стража постоянно патрулировала кожевенный квартал, но они были одиноки в этом, поскольку горожане отказывались входить в квартал по доброй воле. Даже простые воришки и разбойники не заходили туда, и квартал начал напоминать скорее военный лагерь, нежели город. И всё же, эти усилия оказались тщетными, ибо изувеченные тела непрерывно продолжали находить там, а вскоре и в других районах города, и даже в окружающей город сельской местности.

Поворотный момент моего расследования наступил вскоре после того, как доктор Тадеуш Верберг, уважаемый врач храма Шаллии и член Городского Совета, был найден убитым в схожей ритуальной манере. Он оказался самой влиятельной изо всех жертв, и как вскоре окажется, последней среди них. Хотя стоит отметить, что поворот в расследовании связан не с самим Вербергом, а с малозначимой смертью мясника Леофа Граудлина, который мыл руки на песчаной отмели Гарпамского причала вниз по реке приблизительно в то же самое время.

Хотя тело мясника проявляло больше признаков разложения и распада (это странно, поскольку он отсутствовал меньше недели), на нём не было никаких отметин Кровавого креста, и поэтому его смерть и была по большому счету проигнорирована городской стражей. Именно из-за незначительных признаков скверны на его теле, известных нашему ордену, я уделил ему больше внимания, и мой помощник, Ролло Турер, которого я назначил проверить дела умершего, выявил несоответствие в его закупочных книгах, которое в итоге и привело к решению в моём расследовании.

Методом, который более подробно изложен в моём отчёте, я выяснил, что убийства были делом рук не одного, а целой группы убийц, называющих себя Khaelhermanir, и являющихся культом убийц, замешанных в поклонении запретному Богу убийств. После тщательного расследования, в ходе которого на мою жизнь трижды устраивали покушения, я, наконец, преуспел в обнаружении культа и с помощью отделений городской стражи я обрушил на их головы карающий молот правосудия Зигмара.

Так велико было число замешанных в этот культ, что оказалось невозможным захватить их за один рейд, и с каждым новым арестом молва доходила до других культистов, давая им время подготовиться к нашему прибытию. С большими потерями с обеих сторон в ходе кровопролитных схваток нам всё же удалось окончательно уничтожить этих презренных убийц.

Немногие выжившие благополучно попали в мою власть. Наиболее примечательными среди них были такие светила, как герцог Сак, бургомистр Гейдер и Лойтант Теммерфин. Все они признались в своих преступлениях, столкнувшись с губительными для них доказательствами, собранными мной. Я полагал, что, учитывая их положение и преимущества в общественной жизни, они являются главами деятельности культа, но я ошибался. Скорее всё было наоборот, они оставались на задворках культа, играя роль рядовых головорезов.

Их жилые и торговые дома использовались культом в их вырожденческой религии, и я подробно описал в своём отчёте все те отвратительные открытия, которые мы сделали в каждом из них. Само собой разумеется, что это лишь подтвердило их богохульство превыше всего остального. Я возложил на судебные власти своё решение, что эти строения должны быть очищены и в них проведён ритуал экзорцизма, прежде чем они будут уничтожены, а не переданы в руки бенефициаров их бывших владельцев. Подобная скверна не имеет права существовать в какой-либо форме и должна быть полностью искоренена.

Я раздумываю над судьбой этих людей, извращённых настолько, что они стали подвластны этой ереси. В случае Гейдера это проявилось особенно, и после нескольких дней заключения он стал не более чем пускающей слюни тварью, не имеющей никакого умственно подобия с тем человеком, который раньше долгие годы был движущей силой городской политики. Я не могу представить, что же такое могло привести в восторг этих господ, что они пали так низко.

И хотя культ разрушен, моё расследование в отношении них и их цели продолжается. Одно тревожащее признание, сделанное несколькими из культистов пред тем, как их умы окончательно поблекли, ссылается на некую женщину удивительной красоты и душевной злобы, которая, возможно, были инициатором этой ужасной бойни. По моему мнению, она давно покинула город и может организовать подобные кровавые культы и в других городах нашей страны. Я сообщу об этом подробнее, как только сам узнаю больше.

Он явился верхом на могучем звере из стонущего железа и пылающей стали, твари живого металла, выше любого человека и ревущей с яростью тысячи мертвецов. Он уверено и гордо сидел в седле, выраставшем из спины этого проклятого зверя, шея которого оканчивалась массивной головой, частью псиной, частью бычьей, а частью похожей на олицетворение самой кровавой ярости.

Стоило ему лишь приблизиться к нам, и мы разглядели его бесчисленные клёпаные пластины, выкованные в тёмном пламени и скреплённые рунами. Его дыханием был страх, а каждый шаг его отдавался подобным грому звоном нашей погибели. Как только он обнажил свои медные, покрытые запёкшейся кровью, клыки, мы потеряли последние крупицы мужества и отступили, убегая в безопасность ночи и её ужасов, которые мы хотя бы не видели.