Алексей Глушановский - Надежда пустошей

— Фи, как ты думаешь, — невинным тоном поинтересовалась я, — а почему к нам до сих пор никто из местного начальства не заявился? В Махлау вон — только-только зашли, часу не прошло, как к нам уже знакомиться прибежали. А тут уже почти сутки отдыхаем — и ни намека…

— Отвянь, — коротко отозвалась наша вежливость, еще крепче зажмуриваясь и делая руками странные движения, словно развешивая мокрое белье на невидимые веревки.

— Это ты так схемы цепляешь? — издевательски переспросила я, внимательно вглядываясь в ее действия. — Ты бы их еще на прищепки закрепила!

— Олька, поимей совесть! — с тяжким вздохом отозвалась Фи, тем не менее открывая глаза и прекращая махать руками. К сожалению, вместе с этим она также прекратила и все попытки закрепления схем.

— Какое-то новое извращение? — изобразила я вежливое любопытство. — Боюсь, мне это неинтересно. У меня вполне традиционная ориентация, — продолжала доводить я бедную Фи.

Та аж замерла от моей наглости. В общем и целом, я ее вполне понимала. С одной стороны, ей нестерпимо хотелось надавать мне по шее. С другой — она отлично понимала, что дразню я ее не так просто, а по необходимости и в рамках учебного процесса. В сохранении холодной и отстраненной сосредоточенности, требуемой для магии порядка, нет ничего особо сложного в идеальных условиях тренировочной площадки. Но сохранение подобного настроя на поле битвы — дело куда более тяжелое. Особенно для нашей «белокурой стервочки». Этот свой недостаток Фи знала отлично, понимая всю важность тренировки на терпение и хладнокровие.

— У тебя звезда рассыпалась, — уведомила я возмущенно сопящую подругу, прежде чем она смогла подобрать слова, способные в полной мере отразить испытываемые ею чувства. — Да и кромка что-то подозрительно скособочилась…

Запыхтев еще яростней, София тем не менее восстановила схемы и предприняла очередную попытку прицепить их на положенные места. Разумеется, ей это не удалось: как я уже говорила, одним из важнейших условий для сотворения заклинаний порядка является спокойствие и хладнокровие мага.

— Так как насчет моего вопроса? — заметив, что Фи вновь совершает все ту же ошибку, переспросила я.

Интересно, когда она поймет, что от нее требуется? Уж на что я бездарь, но и то прицепить к уже готовой и поддерживаемой кем-то другим форме пару простейших схем давно бы смогла. Задача-то, по сути, элементарная! А София все дурью мается. Сколько уж ей раз говорено — не напрягаться и не нервничать. Нет уж. На этот раз я ей подсказывать не буду. Так и продолжу ее доводить, пока сама не сообразит, как быть и что делать.

— Р-р-р-р. — Из горла моей подруги вырвался низкий, угрожающий звук, напоминающий рычание разъяренного медведя. Не выдержав обуявших ее эмоций, обе удерживаемые схемы немедленно распались.

— Гм… Кажется, я тебя не совсем поняла… Ты не могла бы перевести это на русский?

При взгляде, с каким напряжением Фи удерживает прямо-таки кипящую в ней ярость, одновременно пытаясь воссоздать эти несчастные схемы, мне даже стало жаль беднягу. Но… тренировка есть тренировка. Потом сама же мне спасибо скажет. Или, может, хватит ей на сегодня? А то еще испепелит что-нибудь от нереализованной злости… Пожалуй, действительно стоит заканчивать. В ближайшее время спокойствия от нее явно ожидать бессмысленно, а значит, этих разнесчастных схем ей однозначно не прицепить. Да и мне уже тяжеловато становится форму держать. Пару минут, пожалуй, еще протяну, и хва…

Неожиданно входная калитка, ведущая во двор дома, где мы с Фи занимались, резко распахнулась. Виновато в этом было, разумеется, наше растяпство — похоже, вчера, заселяясь, мы просто забыли задвинуть засов. В этом не было бы ничего страшного, если бы я в тот самый момент не опиралась на один из столбов, поддерживающих эту несчастную калитку.

Почему несчастную? Ну так я же ведь держала лист бесконечности ! Причем, заметьте, из последних сил держала! Оно, конечно, формы порядка без прикрепленных к ним боевых схем теоретически особой опасности не представляют… Отметьте — именно теоретически. Поскольку практика как раз показала совершенно иное. Как выяснилось, сорвавшийся лист, даже без боевых схем, вполне успешно может снести с петель створку входной калитки и от души приложить данной створкой зашедшего во двор без стука молодого расфуфыренного идиота. Да так качественно приложить, что данный идиот (это не оскорбление: это — диагноз, говорю как врач; ну а как еще назвать человека, который вламывается без стука к тренирующимся магам?), не успев и мяукнуть, немедленно потерял сознание.

— Кажется, ты хотела пообщаться с местными чистокровками? — ехидно заметила София, которой это происшествие заметно подняло настроение. — Ну так вот он, перед тобой лежит. Пользуйся на здоровье.

Сидя на земле, Ольга растерянно переводила взгляд то на Софию, то на так «щедро» отданное ей в пользование бездыханное тело пришибленного калиткой местного хозяина. То, что это явно кто-то из «владык», не подлежало никакому сомнению. Роскошная одежда, резко контрастирующая с грязными тряпками местных измененных, золотые украшения и талисманы — все это буквально кричало о высоком статусе незваного гостя.

Пока она размышляла, дверь избы распахнулась и из нее показалась встрепанная голова Марата, внимательно осматривающего место происшествия. Судя по бешеному взгляду и пистолету-пулемету в руках, «штатный охранник» был готов «спасать и защищать» своих подопечных немедленно и от кого угодно.

Оглядевшись и не обнаружив непосредственной опасности, Марат вложил пистолет в кобуру и вышел во двор.

— Ну и что тут у вас происходит? — Взгляд спецназовца обежал двор и остановился на Ольге. — Калитку-то зачем сломали? — Словно не замечая распростертого на утоптанной земле тела, он подошел к Ольге и протянул ей руку, помогая встать с земли. Та недоуменно вгляделась в скуластое лицо сержанта. Нога Зиятдинова в тяжелом военном ботинке сейчас находилась буквально в сантиметре от головы бессознательного гостя, стоя на разметавшихся по земле шикарных, длинных, тщательно ухоженных волосах пришельца.

Подобное поведение было совершенно не в характере парня. Будь этот неизвестный врагом… и даже тогда — нет. За врагом бы Марат присматривал. И очень даже тщательно присматривал. Подобное же абсолютное игнорирование было возможным… Невозможным оно было. Никогда и ни при каких условиях. Так себя вести Марат мог только в одном-единственном случае: если спецназовец «в упор не видит» какого-либо человека. А это означает только одно — он его действительно не видит!

— Маратик, а на чем ты сейчас стоишь? — каким-то чересчур уж сладким, звеняще-ласковым голосом поинтересовалось София. Похоже, темная жрица пришла к тем же выводам, что и Ольга. Или даже продолжила их. Начинающая волшебница вспомнила, что подобным звеняще-нежным, как далекий звук серебряных колокольчиков, голос Софии становился только в исключительных, крайне редких случаях, когда она призывала подвластную ей силу для особо жестокой расправы с каким-нибудь чересчур сильным монстром.