Роджер Желязны - Девять принцев Амбера

— Если бы это было так, я бы ответил ему то же самое, что и Эрику — «Я подумаю».

— Блейз, — повторила она.

Блейз, — сказал я сам себе, Блейз, ты мне нравишься. Я забыл почему, и я знаю, что есть причины, по которым так не должно быть, но ты мне нравишься. Я это знаю.

Некоторое время мы сидели молча, и я почувствовал сильную усталость, но ничем этого не показал. Я должен быть сильным. Я знал, что должен быть сильным.

Я сидел совершенно спокойно и, улыбаясь, сказал:

— Хорошая у тебя здесь библиотека.

И она ответила:

— Спасибо.

Последовала очередная пауза.

— Блейз, — вновь повторила она. — Скажи, ты действительно думаешь, что у него есть хотя бы один шанс?

Я пожал плечами:

— Кто знает? По крайней мере не я. Может, он и сам этого не знает.

Вдруг я увидел, что она уставилась на меня широко открытыми изумленными глазами. Даже рот чуть приоткрылся.

— Как это не ты? — еле выговорила она. — Слушай, ведь ты не собираешься попытаться сам?

Тогда я рассмеялся, чтобы как-то сгладить ее вспышку.

— Не болтай глупостей, — сказал я, хохоча. — при чем здесь я?

Но что-то в глубине души отозвалось на ее слова, какая-то струна, и молнией мелькнула мысль: «Почему бы и нет!»

Внезапно мне стало страшно.

Казалось, мой ответ, что бы он ни значил, все же успокоил ее. Она тоже улыбнулась в ответ и махнула рукой в сторону встроенного в стену бара.

— Я бы с удовольствием выпила ирландского.

— Да и я не откажусь, — я встал и налил два бокала.

Затем я вновь удобно устроился на стуле.

— Знаешь, — проговорил я, вновь удобно устраиваясь на стуле, — все-таки мне приятно сидеть с тобой вот так, наедине. Хотя, может, это и ненадолго. По крайней мере, у меня возникают приятные воспоминания.

Она улыбнулась и засияла.

— Ты прав, — ответила она, прихлебывая вино. — Вот я сижу сейчас с тобой, и мне так легко представить, что мы оба в Эмбере.

Бокал чуть не выпал из моих рук.

Эмбер! Это слово горячей волной окатило меня.

Затем она тихо заплакала, и я поднялся, полуобнял ее за плечи, чуть прижав к себе.

— Не плачь, малышка, не надо. А то мне самому становится как-то не по себе.

ЭМБЕР! В этом названии заключалось что-то жизненно важное, пульсирующее, живое.

— Подожди, еще настанут хорошие дни, — мягко добавил я.

— Ты действительно веришь в это?

— Да, — громко ответил я. — Да, верю!

— Ты сумасшедший! Может быть, поэтому ты всегда был моим любимым братом. Я почти верю во все, что ты говоришь, хотя я и знаю, что ты сумасшедший!

Затем она еще немного поплакала, потом успокоилась.

— Корвин, — пробормотала она, — если тебе все же это удастся, если каким-то чудом, которое даже Тень не может предугадать, ты добьешься того, чего хочешь, ты ведь не забудешь своей маленькой сестрички Флоримель?

— Да. — ответил я, внезапно зная, что это ее настоящее имя, — да, я тебя не забуду.

— Спасибо. Я расскажу Эрику только самое основное, а о Блейзе и о своих догадках вообще ничего не скажу.

— Спасибо, Флора.

— И все же я не доверяю тебе ни на секунду, — добавила она. — И пожалуйста, не забывай этого.

— Ты могла бы этого и не говорить.

Потом она снова позвонила своей служанке, которая проводила меня в спальню, где я с трудом умудрился раздеться, после чего замертво свалился в постель и проспал одиннадцать часов кряду.

Когда я проснулся на следующее утро, ее в доме не было, и записки мне она тоже не оставляла. Служанка накрыла завтрак на кухне и ушла по своим служаночьим делам. Я с трудом отверг естественное желание попытаться выудить у нее все, что только возможно, потому что она либо ничего не знала, либо ничего не сказала бы о том, что я хотел знать, а о моей попытке расспросить ее обязательно донесла бы Флоре. И раз уж так оказалось, что я остался на настоящий момент полным хозяином дома, я решил вернуться в библиотеку и попытаться разузнать там как можно больше, если, конечно, там было что узнавать. Да кроме того, я люблю библиотеки. Мне в них очень уютно, я всегда чувствую себя в полной безопасности за стеной слов, красивых и мудрых. Я всегда чувствую себя лучше, когда сознаю, что в мире еще осталось что-то, сдерживающее в нем самое плохое.

Доннер или Блитцер, или один из их родственников появился неизвестно откуда и пошел за мной на негнущихся ногах, втягивая носом воздух. Я попытался было с ним подружиться, но это было все равно, что кокетничать с автоинспектором, который своим жезлом приказал тебе остановиться у обочины дороги. По пути в библиотеку я заглядывал в другие двери, но это были обычные комнаты, достаточно невинно выглядевшие.

Когда я вошел в библиотеку, Африка все еще была прямо передо мной. Я закрыл за собой дверь, чтобы собаки мне не мешали, и прошелся по комнате, читая названия книг на стеллажах.

Тут было множество книг по истории. По-моему, они составляли основу всей коллекции. Были тут и книги по искусству, большие и дорогие издания, и я пролистал некоторые из них. Обычно мне лучше всего думается, когда я занимаюсь чем-то совсем посторонним.

Меня немного удивляло то, что Флора, очевидно, была богата. Если мы действительно были братом и сестрой, значило ли это, что я тоже был отнюдь не нищим? Я стал думать о своих доходах, социальном положении, профессии, занятиях. У меня было ощущение, что денежный вопрос меня всегда мало беспокоил, и что когда мне нужны были деньги, я доставал их без всякого труда. Был ли у меня тоже дом? Я не мог вспомнить.

Чем я занимался?

Я уселся за стол и начал методически выискивать в себе те знания, которыми я мог о себе располагать. Это очень трудно — исследовать самого себя, так сказать, со стороны, как человека незнакомого. Наверное, именно поэтому у меня ничего и не получилось. Что твое, то твое. Это является частью тебя и отделить это невозможно.

Обратиться к врачу? Эта мысль пришла мне в голову, когда я рассматривал некоторые анатомические рисунки Леонардо да Винчи. Почти рефлекторно я стал в уме повторять некоторые стадии хирургической операции. Тогда я понял, что в прошлом оперировал людей.

Но все это было не то. Хоть я и вспомнил, что у меня было медицинское образование, оно всегда было лишь составной частью чего-то другого. Я знал, неизвестно почему, что я не был практикующим хирургом. Кем же тогда я был? Кем еще?

Что-то привлекло мое внимание.

Сидя за столом, я не мог видеть всю комнату до дальней стены, на которой среди всего прочего висела антикварная кавалерийская сабля, которую я как-то проглядел в прошлый вечер. Я поднялся, подошел к стене и взял саблю в руки.

Про себя я даже поцокал, увидев, в каком состоянии было оружие. Мне захотелось взять в руки масляную тряпку и абразив, чтобы привести саблю в надлежащий вид. Значит, я разбирался в антикварном оружии, по крайней мере в рубящем.