Марина и Сергей Дяченко - Стократ

Толпа плотнее обступила помост. Откуда-то подтягивались новые люди; мастер велел двум оставшимся ученикам еще раз выбрать по кувшину. Повторилось испытание; сын торговца канючил жалобно, но не назойливо – ровно так, чтобы не вызвать раздражения. Мальчик с каштановыми волосами глядел перед собой и говорил так тихо, что разобрать его слова могли только мастер, несколько человек в первых рядах – да Стократ, который умел читать по губам:

– Маленький человек… легче найдет сокровище.

Да уж, с ухмылкой подумал Стократ.

– Похоже, все-таки кого-то оставит учиться, – дочь хозяина заглянула ему в глаза, будто проверяя, насколько важна эта новость. – Видно, князь велел уже оставить кого-то, терпение у него окончилось, вот он и…

– Шмель остается! – провозгласил мастер поверх голов. – Этого буду учить дальше, этот хоть чему-то научился, хоть позже всех пришел!

Он стоял на краю помоста, не веря ушам, и умный язык его лежал во рту разбухшей колодой. Люди галдели – без особенной радости, но и без осуждения. Те, что стояли рядом, все видели и слышали сами: он честно прошел испытание. Последнее изречение было особенно сложным, хотя бы потому, что «сокровище» и «маленький» очень близки по вкусу.

Плюшка стоял рядом, закусив губу. Четвертый сын богатого торговца, он был страшно честолюбив. Если Шмель не верил своему счастью – то Плюшка не умел и не мог свыкнуться с поражением.

Шмель попробовал ему улыбнуться. Ответом был холодный, как лягушка, взгляд; семейство торговца Сходни одно из главных в поселке, и многие теперь возненавидят выскочку-Шмеля; он вдохнул ртом, чувствуя, как моментально остывают и покрываются корочкой губы.

Ничего, лишь бы выучиться, а там он сам станет мастером. Он станет таким важным, что никто не посмеет косо взглянуть. Он будет учиться… и, наверное, его отпустят к родителям на несколько дней – рассказать о своем успехе, погостить, отдохнуть…

– Минутку, – послышался скрипучий голос из кресла, где сидел Глаза-и-Уши. – Минуточку, мастер.

Толпа притихла.

Глаза-и-Уши, человек малоподвижный, встал на этот раз со своего кресла и соизволил приблизиться к помосту. Мастер спустился по ступенькам, и так они встретились на полпути, выказывая друг другу подчеркнутое уважение, при этом тщательно следя, чтобы не пройти лишнего шага. Их разговор слышали только стоящие очень близко – да и те упустили половину тихих, на ухо сказанных слов.

– Князь будет недоволен, что берете пришлого, – тихо сказал советник. – Есть же наш, местный паренек. А что он хуже – так ведь язык обжег.

Мастер помрачнел.

– Вам решать, – совсем тихо сказал Глаза-и-Уши. – Но князь обрадуется, если возьмете местного. Сами решайте.

Мастер, ни слова не говоря, вернулся на помост. Обвел мрачным взглядом заинтригованную толпу. Потом поглядел на Шмеля и Плюшку, и под его взглядом оба насторожились.

– Князь желает строже выбирать, – громко выговорил мастер не вполне понятную фразу. – Последнее испытание.

И вытащил из мешочка, привешенного к поясу, два крохотных стеклянных пузырька.

– А это что за козлобородый? – Стократ прищурился.

– А это Глаза-и-Уши, – понизив голос, сообщила дочь хозяина. – От князя приходит.

Стократ не смог разобрать, что шептал на ухо мастеру человек с неподвижной от важности шеей. Мастер в ответ ничего не сказал, но помрачнел заметно. Интрига?

– И ничего-то ты не знаешь, – сказала дочь хозяина, причем в голосе ее послышалась нежность.

– Откуда мне знать?

– А кто ты вообще такой? – она говорила теперь почти шепотом.

– Прохожий, – он улыбнулся.

Дочь хозяина задавала этот вопрос уже в пятый или в шестой раз; это сделалось для нее игрой, доставляющей немалое удовольствие. Страшно подумать, как мало удовольствий у маленькой, рябой, узкобедрой девушки в поселке, где занимаются только лесом и сплавом.

Стократ не думал останавливаться здесь надолго, но дочь хозяина таверны уговорила его «еще хоть на денек». Она сама явилась к нему в комнату и сама залезла под одеяло; нет, она вовсе не была гулящей. Отец мог бы выдать ее замуж, если бы не скупился на приданое.

Она рассказала о себе сразу все, первой же ночью. Кроме дочери, у ее отца было пятеро взрослых сыновей, которые никак не могли поделить будущее наследство. Поэтому за нее хозяин таверны не давал ни гроша, ни ломаного грошика, а сама она – невеликая ценность. И мужа у нее нет и не будет… Разве что Стократ перестанет бродить, выстроит себе лачугу на берегу реки, и дочь хозяина станет печь ему лепешки.

– Ну вот куда ты идешь? Зачем?

– Ни за чем. Просто иду.

– Ищешь чего-то? Приключений, может?

– Не ищу… Сами меня находят.

– А вот твой меч… ты умеешь биться? Или просто так носишь?

– Просто так ношу, – он улыбался.

Поутру она накормила его лепешками, в самом деле очень вкусными, и позвала поглядеть испытание «языкознаек». Стократ решил, что речь идет об экзамене в местной школе, и очень удивился, увидев стол с кувшинами и мастера странной науки.

– А что, у князя вашего много власти? Много подданных еще, кроме вас?

– Как это – кроме нас? – она удивилась. – Поселок наш, Макуха, это сколько же народу! Да еще два прибрежных, называются Правая рука и Левая рука, там сплавщики живут. И еще пильни, огороды, торговый дом… Мало, что ли?

– Не мало, – Стократ улыбнулся.

Эту бы девочку да на улицы настоящего большого города; он снова потянулся, разминая суставы, но бабочка, примостившаяся на голенище, так и не улетела. Бабочка чем-то напоминала ему дочь хозяина таверны.

Рассказать бы этой глупышке о городах, где улицы выстроены ярусами – для пешеходов, для повозок, для карет. О специальных шляпах, которые горожанам предписано носить по праздникам и людным дням: такая шляпа плотно прилегает к голове, тулья широкая и твердая, и в толпе, где люди стоят плечом к плечу, можно ходить по головам. Так, ступая с головы на голову, переходит площадь высшая знать, срочные гонцы да еще, бывало, лекари, спешащие на вызов к градоначальнику…

– …Князь желает строже выбирать!

Там, на помосте, мастер вытащил из мешочка, привешенного к поясу, два крохотных стеклянных пузырька.

Шмель держал во рту прозрачную жидкость и ничего не чувствовал. Вообще ничего. Вода из колодца – и та красноречивее.

Напротив, в двух шагах, стоял Плюшка и глядел перед собой выпученными безумными глазищами. Его рот был полон, подбородок двигался.

Мастер, обернувшись спиной к толпе, глядел почему-то с ненавистью. Бросил взгляд на Шмеля… Перевел на Плюшку…

Круглые Плюшкины глаза мигнули и вдруг обрели смысл. Он проглотил все, что было у него во рту, дернулась шея.