Марина и Сергей Дяченко - Стократ

Он шел через нехоженый лес – туда, где, по словам вдовы, она нашла ребенка.

– Там было что-то? Записка, пеленка?

– Там… было.

– Что?

– Посмотри сам.

– Ты это там и оставила?!

– Посмотри сам…

Голодная девочка плакала, не давая женщине спать, не давая Стократу спокойно думать. Вдова пообещала найти кормилицу в ближайшем поселении. Но только, когда Стократ вернется.

Мир, думал Стократ, вспоминая голые пятки, торчащие из-под одеяла. Кто назвал тебя – Мир?

И что изменится, если назвать тебя иначе? Роз, например. Или Пышка. Или…

Он остановился.

Вот место, о котором говорила вдова. Глубокий мох, и на нем не то пух, не то вата. Женщина говорила: я нашла ее в тонкой тряпице, которая потом расползлась по нитке. И еще там был пух. Откуда? Не знаю. Будто выпотрошили дорогую перину, и тончайшим пухом покрыли землю и мох. Лучше бы кошелек оставили с парой монет, бессердечные негодяи.

Стократ огляделся. Удивительно, что первой на младенца наткнулась вдова, а не волчица. Или волки были здесь? Чуть дальше, на склоне, можно различить на песке следы волчьих лап…

Он принюхался. В лесу пахло горелым. Не очень свежий запах, но и не очень старый.

Костер? Нет. Едкий, нехороший привкус странного дыма. Откуда?

Скоро он понял.

Пять молодых сосен лежали звездочкой – верхушками в разные стороны. У вывороченных корней чернела сажей яма; на дне громоздилось нечто вроде железной печки с отломанной трубой, с вырванной заслонкой. Изнутри печка была наполнена белым, едва тронутым гарью пухом.

Он не хотел подходить близко. Потом все-таки подошел, перелезая через корни. В глубине железной печки прятался свиток, похожий на древнюю карту.

Стократ, задержав дыхание, сунул руку туда, внутрь. Вытащил свиток и развернул его на колене.

Это вовсе не была карта, хотя очертания ткани повторяли абрис Обитаемого Мира. Это был рисунок, вернее, череда рисунков и знаков.

Послание.

В своих странствиях он научился не только читать по губам, не только понимать чужие языки. Он легко мог собрать из осколков разбитую вазу, кувшин или статую, он различал смысл всюду, где видел малейшую связь. Только он, наверное, из всех живущих и мог прочитать это письмо.

Подарок, говорили знаки, похожие на крохотные детские рисунки. Мир. Жизнь. Дыхание. Помните – ваш мир смертен, но…

Стократ не сумел дочитать: свиток распался пылью у него на коленях, и восстановить послание из пыли не сумел бы самый быстрый ум. Стократ долго сидел на поваленной сосне, неподвижно, зажмурившись: ему казалось, только что он упустил что-то очень важное.

Огня в верхнем окошке не было.

Едва увидев дом издали, Стократ понял, что дело плохо, и бросился бегом.

Калитка стояла настежь. Стократ выхватил меч.

…Даже не разбойник, даже не браконьер. Прыщавый юнец, начинающий грабитель лихорадочно скидывал в мешок все, что видел – посуду, вышитые скатерти, статуэтки, содержимое шкатулок. Он пошел на дело в первый раз – очень нужны были деньги…

Стократ остановился в дверях. Он все никак не мог поверить.

Через миг парнишка заметил его и попятился, выпуская мешок:

– Ты… бери, ладно! Ты чего? Забирай половину… забирай все, ладно!

За поясом у него торчал кинжал, плохо оттертый от свежей крови. Стократ молчал.

– Забирай! – парень отступал к окну. – А чего?

– Где она? – спросил Стократ.

– Она на меня напала! Она напала, у нее нож…

Парень замолчал навсегда. Из глотки его не вырвалось ни хрипа; он упал на свой мешок, заливая кровью монеты, безделушки и медную фигурку журавля с позолоченным клювом.

Стократ стянул зубами перчатки. Вытер клинок о куртку убитого. Спрятал в ножны, не глядя.

Пошел наверх, более всего желая никогда не подниматься туда. Повернуться и уйти, и все забыть.

Мертвая вдова лежала у кровати.

Живая девочка, закутанная в одеяло, спала в гнезде у печной трубы. Она не проснулась, когда пришел убийца. Она не открыла глаз, когда вернулся Стократ.

Он взял ее на руки и долго держал, слушая, как она дышит. И как бьется ее сердце.

Он держал на руках свой Мир, заключенный в человеческую оболочку. Уязвимый, теплый, смертный мир.

И понятия не имел, что теперь делать.

– Кормилица? Да вот, в поселении у замка непременно кто-то кормит, там бастардов властителя родится каждый год по десятку! Ну ладно, не по десятку, но кормилицу найдете. А что за младенец? Подкидыш? Ну и ну…

Страж в воротах был разговорчив и безобиден на вид, хотя Стократ сразу оценил и меч его, и манеру держаться. Такой в миг из болтуна превратится в воина; у Стократа немного отлегло от сердца.

Мир так опасен. Мир так хрупок. Мир.

Под гулкими сводами он прошел в ворота, свернул направо, повинуясь чутью, и через несколько минут стучал в дверь крепкого маленького дома у внутренней стены. Ему открыла женщина в белой свободной рубахе, с младенцем на руках.

Услышав запах молока, девочка проснулась и раскричалась.

– А тощая какая, – недовольно сказала женщина, беря младенца на руки. – Где взял, старик?

Стократ удивился.

– В лесу, – ответил, не задумываясь. – Я не такой старик, молодка.

– Вижу, – она пристроила своего ребенка на кровати и взялась распеленывать девочку. – А седой, как лунь… Что же, в лесу дети на ветках растут?

Наконец-то развернулось одеяло.

– Кожа-то белая какая, как молоко, – удовлетворенно сказала женщина. – Твоя?

– Нет.

– Вижу, что нет, ты смуглый… А ладная какая девчоночка, красавица вырастет… Что стоишь?

– У меня есть деньги, – сказал Стократ. – Я могу оставить сразу… за несколько лет.

Женщина прищурилась:

– Это хорошо… А властителю что скажем? Откуда приплод, а?

Стократ пожал плечами.

– Ладно, – женщина засмеялась. – У меня этот пятый, а где пятеро, там и шестая, не пропадем…

Она вдруг весело подмигнула:

– Грану скажу – тоже его! Он счета не ведет, пока щедрый…

– Спасибо, – сказал Стократ.

– Как зовут ее? – женщина приложила младенца к груди, и девочка принялась сосать, будто сто лет не ела.

– Мир.

– Хм. Миранда? Мирабелла?

– Просто Мир, – сказал Стократ.

Выходя, он задержался на дворе у входа в замок. Оглянувшись, вытащил меч, воткнул в землю между корней чахлой березы:

– Стой здесь, пока не пойдешь на дрова. И каждый год в день смерти вдовы – плачь, убийца!

Клинок очистился и погас. Береза качнула ветками, будто пытаясь что-то сказать. Стократ спрятал оружие и направился к воротам.

Вчера он набрал в лесу белостайки и снегошвейки, и еще разных трав, о которых знал, что они отбеливают кожу. Выкупал девочку в отваре, бормоча заклинания.

Она сделалась белая, как земля, закрытая облаками. Но Стократ знал, что облака когда-нибудь разойдутся, и то, что известно ему, станет известно многим.