Владимир Лавров - В поисках разумности

— Э-э…

— У человека очень примитивная система управления, которая относится к открытому типу. Это значит, что все мысли и чувства не могут быть обработаны, пока не отражены явно мимикой на лице или другими способами. Это замедляет мышление в разы по сравнению с закрытыми системами, у которых обработка информации происходит внутри, но зато окружающим легче понять, о чем говорит выступающий и что он чувствует — достаточно посмотреть на его позу, жесты и представить их на себе.

Александр было обиделся за человеческий род, но потом посмотрел на ужасные, неподвижные, немигающие глаза наги с вертикальным зрачком и понял, что она-то явно гордится принадлежностью к закрытым системам. Нага тем временем продолжала объяснять:

— Когда человек хочет что-то подумать, то он смотрит на тот участок мозга, который ответственен за чувства такого рода. Смотрит даже тогда, когда глаза закрыты — внутренним взглядом. Не знаю, зачем так было сделано — возможно, для того, чтобы человеку было легче познавать себя. Искусственно заставляя себя смотреть на разные участки сознания или принимая разные позы, люди могут узнать о себе очень много. Но нам с тобой это интересно потому, что, обращаясь к тому или иному уровню сознания ритмом или изображая нужную позу, мы можем возбудить то, что было поражено болью или ужасом, проиграть эту боль и освободить сознание. Вас учили, что большинство болезней определяется образом мышления человека? Люди неправильно дышат, криво двигаются, запрещают себе думать о том, что похоже на то, о чём им больно вспоминать. В итоге — множество болезней. Их можно лечить таким методом, но у нас сейчас с тобой случай попроще.

— Этот человек получил большое количество очень сильных, но очень поверхностных болей. Его сознание не может пробудиться, поскольку память о них слишком сильна. Сознание пробуждается, встречается с памятью о боли, — мы при этом видим, как он дёргается, — и сознание соскальзывает снова в беспамятство. Мы сейчас выведем его нарочно на ощущения, похожие на те, при которых он получил боль, и сознание увидит, что это не так уж и страшно.

Нага задала неожиданный вопрос:

— Что будет, если ты сидишь с закрытыми глазами, а перед тобой неожиданно хлопнут в ладоши?

— Испугаюсь и дёрнусь, — признался Александр.

— А если второй раз?

— Испугаюсь меньше.

— А в третий?

— Совсем не испугаюсь.

— Скажу тебе наперёд: и в дальнейшем не будешь дёргаться. Вот что-то подобное нам и предстоит сейчас сделать. Каждому образу мышления соответствует свой ритм. Обращаясь к этому ритму, мы возбуждаем новый уровень мышления, новые ощущения.

— Человек — это вибрации, — попытался вставить свой слово доктор Чанг. Нага глянула на него так, что доктор замолк очень надолго.

— Крикни "Хай!" как можно страшнее.

— Хай! — сказал Александр. Прозвучало это как чихание котёнка.

— Ты так старых друзей приветствовать будешь, — зашипела нага. Александр как-то вдруг рассмотрел, какие бриллиантовые чешуйки у неё на коже, какой у неё огромный кожаный капюшон, какие у неё большие ядовитые зубы, которые приближаются, приближаются…

— А-а! — завопил Александр от ужаса.

Нага сняла морок и похвалила:

— Вот тут действительно был настоящий ужас. А теперь ещё раз то же самое, но немного с издёвкой над этим ужасом, с нарочитым бравированием, знаешь, как в детских страшилках, в духе: "Как приятно с трупа смердящего сорвать кусок плоти вонящей…"

Александр утёр пот (от таких упражнений с него катило, как при дожде) и рявкнул:

— Хай!

— Слабовато, но уже хоть что-то. Этот твой "хай" будет выполнять роль того хлопка ладони, о котором я говорила.

Нага хлопнула в ладоши, тут же материализовался японец с набором бубнов, барабанов и подвесок с колокольчиками.

— Бери пока бубен. Теперь смотри: я буду вести основной ритм, вот так. Был бы ты один, тебе пришлось бы отбивать его ногами. Ты стучишь вот так… постепенно ускоряешь ритм. Начали!

Александр прислушался к ритму, который нага выбивала о пол пещеры, и повёл свою партию. И — о, чудо! При определённом ускорении ритма Василий напрягся. Александр уменьшил частоту ритма, а затем увеличил снова. Василий опять напрягся.

— Держи такой ритм, — прошептала нага и начала звенеть различными колотушками — довольно мелодично, надо признать.

Василия выгнуло дугой, а затем он вдруг обмяк. Александр поводил ритм немного выше и ниже около найденного — Василий вяло шевельнулся, но более не реагировал.

— Одну память о боли сняли, — прокомментировала нага, — осталось триста пятнадцать, не больше.

Алескандр подпрыгнул и посмотрел на нагу. Та откровенно веселилась. Нага развела руками и пошла вкруговую, оборачиваясь вокруг хвоста. А затем сменила основной ритм, и всё началось сначала. Так продолжалось несколько часов, которые пролетели совсем незаметно — внимание было безотрывно занято самочувствием Майорова и выбиванием ритмов. Через три часа нага объявила обед.

Они наскоро перекусили (нага уползала есть в другую пещеру), напоили Василия, и операция продолжилась. На этот раз нага дала выбивать основной ритм Александру, а сама взялась за дополнительные. Она свивалась и развивалась кольцами, кружилась, раскинув руки, и застывала в очень напряженных позах. Василия то и дело выгибало дугой. На некоторые её пассы было тяжело смотреть даже здоровым студентам — нага обращалась у чему-то очень неприятному, упрятанному куда-то глубоко ещё в дальнем детстве. Приходилось себя заставлять.

Александр насчитал шестьдесят снятых болей. На пятидесятой Василий заплакал и попросил пить, нага, не прекращая танца, подала знак Паравашти. С этого момента Василий смотрел на ритуал уже осознанно. На шестьдесят первой нага объявила, что лечение завершено.

Александр рухнул на пол, но всё-таки нашел в себе силы спросить, как же быть с остальными двумястами пятьюдесятью.

— Пусть снимает их сам, — засмеялась нага, — это те боли, что были получены до последнего происшествия. Он случаем в танке не горел?

— Горел.

— Вот оттуда и боли… плюс от раннего детства. Пусть снимает их сам. А то если мы их ему снимем, то он начнёт стихи писать и музыку сочинять лучше всяких мастеров. Надо же ему хоть какие-то сложности в жизни иметь.

— Госпожа, простите. Ещё один вопрос. У нас вот сейчас появляются разные патефоны, электрофоны. А что, если записать типовые излечивающие ритмы как фон к музыке и давать прослушивать немагам? У них здоровье улучшится?

— И здоровье, и самочувствие. Никогда не слышал японские барабаны? Послушай как-нибудь на празднике. Праздник, кстати, завтра. Правда, вы, люди, такие забывчивые. Каждые сто лет я учу кого-нибудь этому умению, и через сто лет никто уже толком ничего не умеет, только и способны, что шум производить. Те, что в Японии, да сибирские шаманы благодаря мне ещё что-то умеют, а все остальные совсем забыли про лечение ритмами. Иди, научи кого сможешь, и не забывай. Больше никого в ближайшие сто лет этому умению учить не буду.