Александр Рудазов - Преданья старины глубокой

…и он разжал пальцы.

Тяжеленная бадья шлепнулась наземь, разорвавшись в колючие брызги, и обдала княжича ливнем воды и дерева. Тот утер лицо и тупо уставился на окровавленную ладонь – несколько щепок вонзились в кожу, оставив глубокие царапины. Перевел взгляд вниз – в одной из луж еще виднелся горящий глаз водяного. На краткий миг он сменился грозящим кулаком и скрылся совсем.

Иван немного постоял на одном месте, все еще сжимая Самосек. Потом рассеянно обтер лезвие полой свиты – на нем осталась кровь, попахивающая тиной. Запоздай озерный хозяин разжать пальцы, сейчас бы на траве валялась отсеченная кисть – меч-кладенец рубит всякую нечисть так же легко, как и человека…

– Ты чего возишься? – спустился с крыльца Яромир. – Я уж решил – в колодец свалился…

– Лучше б уж свалился… – пробормотал Иван, не в силах оторвать взгляда от развалившейся бадьи. – Яромир, а Яромир…

– Ум-м?..

– А водяной из своего озера выйти могёт?.. Не просто на берег, а далеко?.. В город, например?..

– При нужде – конечно, – пожал плечами оборотень. – Водяной запросто человеком оборотиться может – все как положено, только полы не так застегнуты и вода каплет…

– А чтоб не человеком?.. Вот колодец здесь – может водяной в него перенестись?..

– Если очень нужно – да. У них для такого свой путь имеется – Придонный Тракт называется. Водяной, если очень припечет, может не то что из колодца – из ковша с водой вылезти. И наоборот – мырнет в ковш, так только его и видели. А вынырнет уж дома, в своем озере… А что?.. эй, погоди-ка…

Яромир окинул быстрым взглядом разломанную бадью, исцарапанного и промокшего Ивана, сидящего на траве разинув рот, меч Самосек, пребывающий вне ножен, и мгновенно обо всем догадался.

– Руку из бадьи высунул?.. – полуутвердительно спросил он.

– Ага… И в горло вцепился, жаба толстая… – шмыгнул носом княжич, чуть не плача. – Связался я с тобой на свою голову… Без пальца из-за тебя остался, теперь вот снова…

– Не реви, дурак, – виновато проворчал оборотень. – Тоже – богатырь называется…

– Богатырь должен по полю скакать, супостата бить! – обиженно посмотрел на него Иван. – В честном двобое! А когда рука из бадьи – это… это… нечестно это!!! Мне что ж теперь – и водицы попить нельзя?!!

– Ладно, не канючь, – насмешливо прищурился Яромир. – Пошли, там бабуся блинов напекла…

– Блинов?! – вскочил княжич, мгновенно забыв о водяном. – Где?!

Яромир мотнул головой, дождался, пока раззадоренный Иван скроется в избушке, и медленно подошел к колодцу. Глубоко внизу спокойно мерцало темное зеркало вод – ни плеска, ни шороха. Оборотень мрачно приставил указательные пальцы к верхней губе и задумался.

Он-то рассчитывал, что водяной махнет рукой на потерю золота, не станет из-за этого прибегать к Придонному Тракту. Это ведь очень сложная дорога, запутанная – даже просто ходить по ней умеет далеко не всякий. А уж отыскать конкретного человека именно в момент, удобный для нападения… да, хозяин Белого озера крепко разозлился, раз приложил такие усилия…

Теперь ухо держи востро, от водоемов держись подальше…

А в избе Яромира встретил сердитый взгляд княжича, стучащего ложкой по столу. Никаких блинов не было и в помине – когда баба-яга успела б их напечь-то? Да и зачем, коли только что обед кончился? Обманул вредный оборотень Ивана-простягу…

Вместо блинов в печи булькал котелок с вонючим варевом. Овдотья Кузьминишна стряпала какое-то ведьмовское зелье – подбрасывала сушеные травки, помешивала черпаком на длинной ручке и неспешно начитывала заклинание:

Хожу я

по залесью

утренней росой,

собираю я травы зельные,

варю травы зельные во медяной росе,

поливаю травами зельными со водою

по всем кустам, по всем полям, по всем межам.

Вы, звери лютые, выходите,

вы, птицы быстрые, вылетайте,

вы, гады склизкие, выползайте,

вы, недобрые люди, прочь ступайте.

Как могучи травы зельные,

так бы могучей того был мой заговор

под молоду, под исход, под перекрой,

по восход и по закат солнца;

под пояс Сажара и Кучекроя,

под Замежуя,

под Отвори Ворота,

под Наскоча, под Золенца,

под звезды ясные и темные,

со всеми звездами и полузвездами.

Мое крепкое слово да будет всему превозмог.

Из печи исторглось дымное красноватое облако, явственно потянуло паленой шерстью, пером и чешуей. Баба-яга вдохнула вонь, чуть прикрыла глаза и удовлетворенно цыкнула зубом. Осторожно сняв котел с огня, она передала его Яромиру и наказала:

– Ступай, яхонтовый, разбрызгай окрест избушки, как по чину подобает. Управисси?

– Управлюсь, бабуль, не впервой, – усмехнулся оборотень, бережно вынося зелье из избы.

Вернулся он быстро – уже с пустым котлом. Баба-яга распахнула ставни, внимательно посмотрела на небозем, щуря старческие глаза, и молвила:

– Ну, яхонтовый, на вечерней зорьке начнем…

– Чего начнем? – оживился Иван.

– Кота Баюна выслеживать, – рассеянно ответил Яромир. – Ты сиди пока – это бабуся сама сделает, нам туда лезть не стоит, только помешаем… Наша очередь потом наступит.

– Правильно, касатик, под руку тут соваться не надобно… – кивнула Овдотья Кузьминишна.

Смеркалось. Иван и Яромир терпеливо ожидали заката – оборотень делал зарубки на носу, княжич жевал рыбный курник. Постепенно он задремал – но жевать не прекратил. Яромир недоверчиво приподнял брови, глядя на этакое чудо – он и не знал, что кто-то на свете способен одновременно есть и спать.

Заглотнув добрую половину, Иван все-таки подавился. Закашлялся, выхаркивая крошки, уронил остатки, но тут же успокоился, улыбнулся сладкому сну, сунул ладонь под голову и страшно захрапел. Оборотень невольно вздрогнул, дернулся и досадливо пихнул княжича в бок локтем.

– Ну чего опять?! – плаксиво заныл тот, недовольно открывая глаза. – Уже и поспать не даешь!

– Спать – спи на здоровье. А храпеть-то зачем этак громко? Бабулю разбудишь – а ей в ночное…

– Ну да, как что, так Ванька виноват… – надулся Иван. – Ванька шумит, Ванька храпит, иди, Ванька, на сеновал дрыхнуть, не мешай добрым людям! Вечно так! А я что, виноват, что у меня храпунец?!

– Так я-то тем более не виноват, – пожал плечами Яромир.

Иван обиженно засопел, утер нос рукавом, прошелся по избе и уселся на другую лавку – подальше от вредного оборотня. Кот сонно приподнял голову, обнаружил рядом с собой чьи-то колени, немного подумал и вскарабкался на них, убаюкивающе мурча.

– Вот когда кошка во сне урчит – так говорят, что мурлычет! – продолжал обижаться княжич, рассеянно поглаживая сытого кошака. – А когда Иван во сне урчит – так говорят, что храпит! Что ж я – кошки хуже?! Где справедливость?!