Александр Рудазов - Преданья старины глубокой

По необозримому пространству, покрытому жухлым осенним ковылем, неслось шестнадцать конных фигур. Меж ними спешно шествовало нечто, больше всего похожее на огородное пугало небывалого роста. Жердяй с легкостью перешагивал через мельтешащих под ногами лембоев, бережно прижимая к чахлой груди хрупкую девушку. Княжна Елена уже не кричала – только съежилась и тихо вздрагивала, с испугом глядя вниз, на журавлиные ноги коварного духа.

Следом мчался молодой богатырь верхом на громадном волке. Одной рукой Иван вцепился в густую шерсть, другой – вздел как можно выше Самосек, разгоняя ночной мрак. Чувствуя впереди злую нечисть, дивный клинок сиял ярче небесной звезды.

– Месяц, месяц, золотые рожки! – тихо причитывал Яромир на бегу, не желая полагаться на одну лишь удачу. – Разломай стрелы, притупи ножи, измочаль дубины, напусти страх на зверя, человека и гада, чтобы они серого волка не брали, и теплой бы с него шкуры не драли. Слово мое крепко, крепче сна и силы богатырской…

Верста.

Другая.

Третья.

Расстояние меж лембоями и волколаком все сокращалось. Жердяй бросил быстрый взгляд через плечо – на жуткой скоморошьей харе отобразилось беспокойство пополам со странным удовлетворением. Продолжая удерживать княжну, он легонько дернул локтем, и четверо лембоев отделились от общей группы, разворачиваясь к преследователям. Остальные припустили еще быстрее, обгоняя цаплеобразное чудище.

Иван вернул меч в ножны и схватился за налучье. Отличный разрывчатый лук лег на полусогнутый локоть, княжич, плотно сцепив зубы, натянул тетиву на кибить и выхватил из тула стрелу. Правый глаз закрылся совсем, предоставляя левому выцелить супротивника, тетива натянулась, зазвенела… древко почти коснулось плеча… и пальцы разжались!

Воздух задрожал, разрываемый умчавшейся стрелой. Ближайший лембой коротко вскрикнул и повалился с коня, пронзенный насквозь. А Иван уже натягивал лук по новой!

Второй стреле не повезло – прошла мимо. И третья тоже. Как ни крути, но нелегко бить точно в цель, сидя на несущемся во весь опор волколаке. Противники ведь тоже не стоят на месте, не подставляются зря под стрелы…

Четвертый раз выстрелить уже не дали – над головой свистнула сабля, Иван едва успел пригнуться. Лембой проскакал мимо и натянул поводья, разворачивая коня обратно. С другой стороны летели еще двое.

Прыжок!!! Княжич замычал от боли – прикусил язык. Оборотень сиганул так, что перелетел через коня, с разбегу выхватывая из седла всадника. Ужасная пасть окрасилась кровью – Яромир отхватил лембою руку с саблей и помчался дальше, оставив за спиной кричащего от боли калеку.

Свистнула сабля другого лембоя – но ей навстречу ударил слепящий свет дивного кладенца! На полном скаку Иван единым ударом рассек и саблю, и того, кто ее держал.

Четвертый лембой проявил благоразумие. Развернув коня, он поскакал прочь, рассудительно решив, что помирать без всякого смысла – доблесть небольшая.

Догонять его не стали – Яромир уже летел вдогонку за Жердяем, ловя стихающие запахи. Мокрый волчий нос морщился и подергивался, ища в прохладном ночном воздухе обрывки конского пота, тухлой рыбы и совсем легкие, едва уловимые – дорогого фряжского притирания.

Жердяй единственный не пах ничем.

Впрочем, скрыться он не сумел бы в любом случае. Ночь выдалась ясной, а стареющий месяц озарял землю лучше всякого светильника. Посреди ровного поля высоченная фигура Жердяя выделялась, точно колодезный журавль…

Иван, уже давно выцеливший себе жертву, вновь выстрелил. Правда, намеченный лембой в последний миг дернулся, и стрела угодила в конский круп – но раненая лошадь взвилась на дыбы, сбрасывая наездника, и ринулась прочь. Спешенный лембой торопливо захромал следом – ему совсем не улыбалось попасть на зуб матерому волколаку…

Впереди показалась старая полуразрушенная мельница. Прямо посреди голого поля – ни единой избенки поблизости не видать. Странно – кто же это ее здесь построил?.. И зачем?..

Очень похоже, именно к этому замшелому ветряку Жердяй и стремился все это время. При виде него он увеличил шаг пуще прежнего, старательно работая ногами-ходулями. Яромир скрипнул зубами – душу охватило недоброе предчувствие…

– Стреляй в Жердяя! – крикнул он.

– Так он княжну уронит!..

– Стреляй, дурак!!!

Иван послушно перевел прицел левее и резко спустил тетиву. Ему повезло – стрела угодила точно в копчик тощему духу.

Но тот даже не почесался – в том месте лишь взвился клуб белесого дыма, а стрела прошла насквозь, улетев куда-то вдаль. Как будто в туман выстрелили!

– Так нечестно! – совсем по-детски обиделся Иван. – Я же попал, попал! Так нечестно!

– Помнишь ту стрелу, с пером Жар-Птицы? – не оборачиваясь, спросил Яромир. – Ее бери! Только целься лучше – другой нету!

Княжич торопливо зашарил в туле, досадливо чертыхаясь – попробуй-ка, разгляди в такой темноте, где какое оперение!

– Нашел! – торжествующе крикнул он, накладывая стрелу на тетиву. – Щас… щас… да не тряси ты так, волчара, промахнусь же!!!

Яромир послушно замедлил ход. Иван натянул тетиву как можно туже, аж высунув язык от напряжения… прищурился… и выстрелил!

Две пары глаз напряженно провожали уносящуюся стрелу. Человек и волк одновременно затаили дыхание – попадет, не попадет?..

– Промазал!.. – сокрушенно застонал Иван, с досады едва не переломив лук о колено. – Промазал!..

– Где же промазал? – хмыкнул Яромир. – Попал!

– Да в плечо же только! – едва не плакал княжич. – Плечо что – пустяковина!

– Не для этой стрелы… – загадочно усмехнулся оборотень, резко прибавляя ходу.

Через несколько секунд стало ясно, что он имел в виду. Дымящаяся дыра, оставленная зачарованной стрелой, не спешила исчезать, как в прошлый раз. Напротив – она ширилась, расползаясь вниз и вверх по тощей руке. Как будто кто-то прошелся мокрой тряпкой по каракулям на заборе.

Жердяй со страхом уставился на растворяющуюся руку. Она уже не крепилась к тулову – болталась прямо в воздухе, исступленно суча пальцами-веточками. Будь на месте нечистого духа человек, он бы уже истекал кровью – а вот Жердяй двигался по-прежнему, по-прежнему удерживая в охапке княжну Елену.

Но продолжалось это недолго. Колдовская отрава, занесенная чудо-стрелой, пожирала злого духа заживо… если только он вообще когда-нибудь был живым. Вот исчез локоть… часть груди… пропала шея, оставив голову висеть над плечами, гневно кривя губешки…

Наконец Жердяй, не в силах удерживать живую ношу тем немногим, что еще осталось, разжал пальцы. Елена с воплем ударилась о землю и завопила еще громче. Жердяй, исчезающий на глазах, даже не обернулся – он упорно брел к старой мельнице.