Стивен Кинг - Бесплодные земли

– Похоже на нашу легенду про Давида и Голиафа, – заметил Джейк.

– Он не горел, – сказал Эдди. – Скорее всего, у него просто кончилось горючее и он попытался посадить самолет на дороге. Садился с отказанным двигателем. Он, может быть, был самозванцем и варваром, я уж не знаю, но мужик он был смелый.

Роланд кивнул и повернулся к Джейку.

– Тебе не страшно?

– Да нет. Если бы он был… ну, вы понимаете… если б он умер недавно, тогда, наверное, было бы чуточку страшно. – Джейк оторвал взгляд от мертвого человека в кабине и посмотрел на город. Они подошли совсем близко, и Лад стал виден гораздо отчетливее. Отсюда уже было видно, что в окнах многих высотных домов не хватает стекол, но Джейк, как и Эдди, все-таки не отказался пока от надежды, что им там помогут. – Готов поспорить, что в городе после его кончины все пошло наперекосяк.

– Думаю, ты бы выиграл это пари, – сказал Роланд.

– Знаете что? – Джейк опять повернулся к аэроплану.

– Может быть, те, кто построили этот город, и выпускали свои самолеты, но я все же уверен, что это – один из наших. В школе, еще в пятом классе, я писал реферат по воздушному бою, и мне кажется, я узнаю модель. Можно я посмотрю поближе, а, Роланд? Пожалуйста.

Роланд кивнул.

– Давай только вместе посмотрим.

Они вместе приблизились к аэроплану, утопавшему в высокой траве.

– Вон там, видите? – показал Джейк. – Пулемет под крылом? Это модель с воздушным охлаждением, германского производства. «Фокке-Вульф» называется. Их выпускали перед самым началом второй мировой. Но только что он тут делает?

– Самолеты часто пропадают, – заметил Эдди. – Возьми, например, Бермудский треугольник. Это, Роланд, такое место над одним из наших океанов. Там вообще беспредел творится. Заколдованное прямо место. А, может быть, мне сейчас пришло в голову, это просто здоровая дверь между нашими двумя мирами… дверь, которая открыта всегда. Или почти всегда. – Эдди ссутулился и попытался, весьма, кстати, посредственно, изобразить Рода Стерлинга: – Просьба всем пристегнуть ремни. Мы приближаемся к зоне повышенной атмосферной турбулентности. Наш самолет входит… в зону Роланда!

Джейк и Роланд, которые стояли уже под сохранившимся крылом самолета, даже не повернулись к нему.

– Подсадите меня, Роланд.

Роланд покачал головой.

– Крыло кажется крепким, но оно все прогнило, Джейк… эта штука валяется здесь много лет. Ты упадешь.

– Тогда поднимите меня на руках.

– Давай я, Роланд, – вызвался Эдди.

Роланд лишь на мгновение опустил взгляд на свою изувеченную правую руку, потом небрежно пожал плечами и сплел пальцы в замок:

– Я сам. Он не тяжелый.

Джейк снял кроссовки и легко встал на «ступеньку» из рук Роланда. Ыш залился пронзительным лаем – то ли от возбуждения, то ли от страха, Роланд так и не понял.

Теперь Джейк прижимался грудью к одному из проржавелых закрылков. Повернув голову вправо, он изучал эмблему на крыле. Кулак, сжимающий молнию. С одного края она слегка отслоилась от поверхности крыла. Джейк взялся за этот приподнятый краешек и потянул. Эмблема оторвалась, причем с такой легкостью, что мальчик наверняка бы упал, если бы Эдди не поддержал его за ягодицы.

– Я так и знал, – сказал Джейк. Под оторвавшейся эмблемой открылась еще одна. Свастика. – Просто хотелось проверить. Можете опускать меня, я уже все посмотрел.

Они снова двинулись в путь, и на протяжении всего дня, – стоило лишь оглянуться, – сзади маячил хвост самолета, поднимающийся из высокой травы, как надгробие лорда Перта.

В тот вечер как раз была очередь Джейка разводить костер. Когда он уложил, наконец, хворост так, чтобы Роланд уже ни к чему не сумел придраться, стрелок протянул ему кремень и кресало:

– Посмотрим, как у тебя получится.

Эдди с Сюзанной сидели с той стороны костра, любовно приобняв друг друга за талии. Сегодня, уже ближе к вечеру, Эдди заметил в траве у дороги какой-то красивый цветок, ярко желтый, и сорвал его для Сюзанны. Она приколола его к волосам и теперь, каждый раз, когда ее взгляд обращался к Эдди, она улыбалась с сияющими глазами. Роланд все это подмечал. И ему это нравилось. Их любовь стала глубже и крепче. Что ж, хорошо. Она должна быть действительно крепкой, любовь, чтобы сохраниться на долгие годы.

Джейк высек искру, но она, ярко вспыхнув, погасла в нескольких дюймах от растопки.

– Держи огниво ближе к костру, – посоветовал Роланд. – И держи крепче, Джейк. И не дано стучать по кремню. Нужно его царапать.

Джейк попробовал снова, и на этот раз искра попала туда, куда нужно. Впрочем, все равно без толку. В воздух взвилась тоненькая струйка дыма, но огонь так и не разгорелся.

– У меня не выходит, по-моему.

– Ничего, научишься. И подумай пока вот над чем: что ночью пляшет, а днем отдыхает?

– Чего?

Роланд придвинул руки Джейка еще ближе к растопке.

– Как я понимаю, такой в твоей книжке нет.

– А-а, так это загадка! – Джейк высек еще одну искру. На этот раз посреди костра вспыхнул крошечный язычок пламени. Правда, он тут же погас. – Вы тоже какие-то знаете, да? Загадки?

– И не просто «какие-то», – отозвался Роланд. – Я знаю их много. А мальчишкой, наверное, знал больше тысячи. Мы специально их изучали.

– Правда? А зачем, интересно, их изучать, загадки?

– Ваннай, мой наставник, говорил, что разгадывание загадок способствует развитию ума. Что кто научится их разгадывать, тот научится думать неординарно и гибко. Каждую пятницу мы устраивали состязания по загадкам, и тот, кто выигрывал, мог уйти с занятий пораньше.

– И часто, Роланд, тебя отпускали пораньше? – поинтересовалась Сюзанна.

Он покачал головой, пряча улыбку.

– Мне очень нравилась их разгадывать, но у меня не всегда получалось. Честно сказать, чаще – не получалось. Ваннай говорил, это все потому, что я слишком упорно думаю и глубоко копаю. А отец говорил, что мне не хватает воображения. Наверное, оба они были правы… но отец все-таки был ближе к истине. Револьвер я всегда доставал быстрей всех и стрелял лучше всех, но вот насчет того, чтобы неординарно мыслить… у меня с этим было туго.

Сюзанна, которая внимательно наблюдала за тем, как Роланд держал себя со стариками в Речном Перекрестке, подумала, что он себя явно недооценивает. Однако она промолчала.

– Иногда, долгими зимними вечерами, у нас устраивались состязания в большом зале. Если участвовали только младшие, побеждал всегда Алан. Если же состязались взрослые, победителем был неизменно Корт. Он забыл больше загадок, чем их знали мы все вместе взятые, и с каждой ярмарки, где проходили «загадочные» турниры, он всегда приносил гуся. В загадках таится великая сила, и каждый, наверное, знает хотя бы одну или две.