Юлия Фирсанова - Божественная дипломатия

Нар кивнул сам себе, неторопливо расчесал волосы и заплел их в косу. Руки мгновенно вспомнили старый навык. Заколов прическу в трех надлежащих местах бронзовыми заколками, хранящимися с давних пор в ящичке для туалетных принадлежностей вместе с бритвой и расческой, как напоминание о мести, мужчина придал своему лицу привычно-суровое выражение и вышел из умывальни.

Да, благородный Нар га Дзи ка Трин вышел из-за ширмы обновленным, но и этот новый Нар продолжал действовать методично и строго в соответствии с прежним имиджем. Бог вернулся в центральную 'комнату' шатра, из которой не так давно выставил адъютантов, повязал на свой красно-белый халат золотой пояс и достал из одного из лаковых ящиков, помеченных в верхнем правом углу изображением свернувшейся в клубок змеи, крохотный черный ларчик, расписанный золотистыми перьями феникса - отличительным знаком императорского дома.

Поставив ларчик на стол, Нар откинул ногтем его крышку и отступил на несколько шагов, склонив голову, скрестив руки и положив ладони на плечи. Нечто вроде белого облачка вылетело из глубин ларчика и повисло на тонкой золотистой нити. Облачко, поначалу крохотное, быстро увеличивалось в размерах, пока не достигло высоты в половину мужского роста. Все это время Нар терпеливо стоял в прежней странной позе. Наконец его ожидание было вознаграждено.

Первым из облака донесся звук - оглушительный чих, потом проявилось изображение огромной, бьющей даже рекорды мебели, предпочитаемой принцессой Элией, кровати. Бесконечное пространство пышных расшитых золотыми перьями подушек и золотой материи простынь и одеяла походило на гигантское птичье гнездо. По сторонам его застыли мужчины и женщины в полупрозрачных одеяниях, не скрывавших телесной красоты и молодости. Пара держала колоссальные, подстать кровати, опахала из перьев, другая пара - стопки отрезов нежно-золотой полупрозрачной ткани, трое - вазы с фруктами, пятерым достались подносы с едой и питьем, троим халаты, еще пятеро - тапки различных конфигураций, четверо - курильницы, один - нечто, явно напоминающее большой ночной горшок, другой - горшок поменьше и поуже. Несколько мужчин, рассредоточившихся по периметру ложа, сжимали длинные палки со странными приспособлениями на концах. Единственными основательно одетыми в помещении были двадцать амбалов из разряда тех, что более похожи на шкафы с антресолями, нежели на человека. Мужчины несли почетный караул с обнаженными мечами в руках. Назначение иных людей и предметов Элия сразу определить не смогла.

В центре же 'гнезда' сидел маленький, сморщенный как сухофрукт, старичок, облаченный в некое подобие затканной золотом длинной рубахи без пояса. Дедушка походил скорее на древнего змея, чем на безобидную птаху. Глаза его под тяжелыми морщинистыми веками были полузакрыты, лицо выражало лишь стоическое терпение.

Чихнув еще раз, дедушка тряхнул тоненькой седой косичкой, мелодично звякнув вплетенной в нее тонкой сверкающей золотом цепочкой, и неожиданно трубно высморкался в огромный, как палантин, тончайший платок. Потом небрежно уронил его рядом с собой. Тут же один из людей у кровати длинной изогнутой рогатиной с щипцами на конце подцепил утилизированный предмет, а второй моментально положил рядом со старичком новый платок, взяв его из стопки у напарника.

- Тысяч лет мудрого правления величайшему из императоров Дзаайни, - поприветствовал Нар властителя мира-государства, не поднимая головы. - Смиренно припадаю к стопам его.

- Благих мыслей в вечерних тенях тебе, благородный Нар, - гундосо откликнулся старичок, снова сморкаясь в свежий платок.

Прислужники проворно и совершенно бесшумно подбросили императору новую 'простынку'.

- А я, как ты видишь, слегка занедужил, - признался император, махнув сопливым палантином. - Проклятие Феникса и Змеи на все эти процессии Сбора Урожая и мой открытый паланкин! Задувает со всех сторон, а коль дождь, то никакие зонты не помогают. Теперь еще и целители все дискуссии научные ведут, аромат каких трав мне следует вдыхать для облегчения страданий. Повесить что ли всех разом, может, легче станет?

Продолжая жаловаться с каким-то меланхоличным спокойствием, старичок повел рукой и вокруг него повисла легкая дымка, скрадывающая и сам его лик и слова от всей кодлы, столпившейся вокруг грандиозного императорского ложа.

- Скорейшего исцеления и несокрушимого здравия императору, опоре небес, - похоже, совершенно искренне пожелал Нар старичку.

- Спасибо, племянник, - признав родственные узы с призывающим, император прекратил тем самым обмен бесконечными любезностями, переводя разговор в относительно деловое русло. Еще раз чихнув и утерев покрасневший нос, старичок сказал, не без любопытства разглядывая воителя:

- Если уж благородный Нар осмелился потревожить императора в часы ночного покоя, дело воистину не терпит отлагательства, - кажется, дядюшка слегка иронизировал над племянником, слишком блюдущим обычаи.

Нар ответил очередным глубоким поклоном, выражающим согласие, и, наконец, распрямил спину, которую гнул только в Храмах и пред императором.

- Вижу, неким чудом лик твой, воитель, очистился от скверны демонического прикосновения, а значит, воистину уста твои готовы излить мед знаний в мои уши, - намекнул старый змей.

'Нет, - окончательно решила принцесса, - старичок явно подкалывает зацикленного на правилах племяша'.

Богиня ясно видела, что для старого больного императора жизнь по обычаю давным-давно стала смертельно приевшейся игрой, правил которой он вынужден был придерживаться во имя своего опостылевшего сана. Слишком немного было у старика близких существ, общение с которыми можно было вывести за рамки набившего оскомину ритуала. Разговор с военачальником не принуждал дедулю к притворству, но поскольку Нар упрямо старался держаться правил, то и диалог двух весьма высокопоставленных мужчин становился своеобразным поединком. Один из них тщился до тонкости соблюдать правила хорошего дзаайнийского тона, а второй всеми силами пытался подтолкнуть первого к их нарушению. Но и для Нара, осознала богиня, верность традициям была не насущной потребностью, въевшейся в саму суть существа, как, скажем у принца Нрэна, обязанного этому божественной сути. Все, что так бесило герцога Лиенского в Наре, было только защитной реакцией мужчины, 'спрятавшегося' за ритуалами от сознания собственной уязвимости. Живой, чувствующий Нар мог позволить себе бояться алого демона и прочих монстров вселенных, способных искалечь его тело и душу, а благородный военачальник Нар га Дзи ка Трин, действующий в строгом соответствии с традициями, подчинивший им свою жизнь, просто не мог испытывать всех этих сумбурных эмоций. Ибо он жил только так, как того требовали громоздкие обычаи древней империи Дзаайни. Но теперь, когда исцелилось тело, Элии показалось, что и сам мужчина должен начать меняться, возможно, очень скоро.