Юлия Фирсанова - Божественная дипломатия

- В смысле официально узаконенный сын короля, - поправился Элегор, широко улыбаясь, и не без доли симпатии дал краткую, но емкую характеристику Богу Воров и Игроков: - Искусный вор, прожженный плут, желчный хам, великолепный шулер, пройдоха и позёр, вспыльчивый, как костер. Если предложит перекинуться в картишки или кости на интерес, соглашаться не советую, если, конечно, ты прибыл в Лоуленд без намерения переложить свои сбережения в чужой карман.

Мичжель кивнул, принимая информацию к сведению. Вар и сам неплохо шельмовал в карты, но сражаться в искусстве шулерства и везении с самим Богом Игроков из Лоуленда не собирался. Играть с Джеем, наверное, было бы честью, но платить за нее всем своим состоянием не желал даже Мичжель, временами упрекаемый Монистэлем в легкомыслии.

Элегор увлек посла дальше, минуя ряд зеркал и картин, посвященных все тому же принцу, обожавшему свои собственные изображения не меньше лика отца на звонких блестящих кружочках. Джей на коне, в ослепительно красно-оранжево-коричневой комнате Рика, на балу, в охотничьем костюме, с хорьком и даже с принцессой Элией. Этот портрет почему-то запомнился вару больше остальных. Богиня сидела в глубоком кресле, а принц восседал на его ручке, со столь хитрой физиономией, что, казалось, отвернись созерцающий хоть на секундочку, и бог тут же нырнет взглядом в глубокое декольте принцессы.

- А вот и Леди Ведьма! - указал на парадный портрет принцессы Элегор. - Хороша, стерва!

Богиня, бесспорно, была великолепна, даже на незамутненный влюбленностью взгляд. На фоне серо-голубой драпировки стояла прекрасная сероглазая женщина с веером в руке, в черном парчовом затканном серебром бальном платье с пышной юбкой и таким глубоким декольте, что у неподготовленного зрителя после продолжительного созерцания распрекрасной Элии мог возникнуть закономерный вопрос, который без стеснения и озвучил Мичжель:

- Интересно, почему с нее платье не падает?

- А Творец его знает, наверное, магия, - задумчиво отозвался Элегор. - Я тоже никак этого не пойму, руки голые, грудь еле прикрыта - а не падает, даже когда на балу танцует или с мужиками обжимается. Спрашивал как-то, а она смеется, отвечает: 'У женщин свои секреты!'.

- Где уж тут секреты прятать, - ухмыльнулся вар, - сверху никак, если только под юбкой, там ткани вдоволь.

- Не скажи, Элия из ничего секрет может сделать и в ничто его спрятать, - снова ударился в философию герцог. - Умная она, стерва, острая на язык зараза, первая б... королевства. Но как с ней интересно, классная баба, если ей дорогу не переходить и с ума от ее прелестей не сходить! Голову почти любому играючи вскружит и горло с такой же легкостью веером перережет.

- Веером? - осторожно удивился Мичжель, легкомысленно посчитавший, что самый зловещий кадр в королевской семье принц Нрэн. - Это как?

- А очень просто, сложишь такую милую игрушку особым образом, - указал на изящный костяной веер герцог, - из него тонкие острые лезвия выдвинутся, и прощайся, неугодный ухажер, если не с бренным телом, то с красотой лица.

- Опасная женщина, - искренне заключил посол, поздравив себя с благоразумным решением держаться от принцессы, да и вообще от любого из членов королевского семейства подальше.

- О чем я и толкую, с ней лучше не связываться, - поддержал Мичжеля герцог и двинулся к следующему полотну.

На фоне здоровенного, клыкастого, черного, как безнадежная ночь, с красным бешенством в глазах коня-демона, вроде того, на котором он гарцевал днем, стоял безукоризненно прекрасный мужчина в черном расшитом бирюзой бархатном камзоле, высоких сапогах и кожаных бриджах. Аристократическое лицо, бирюзовые холодные, словно арктический лед, глаза и столь же ледяная улыбка, хищный нос, пышные темные локоны волос, спадающих на пену белоснежных кружев воротника и тонкие кисти рук, утопающие в кружевных манжетах. Правая рука идеальной формы небрежно сжимает поводья безропотно покорившегося власти повелителя горячего коня, левая держит хлыст. Принца Энтиора невозможно было не узнать.

- А, с этим ты уже виделся, - совершенно точно истолковал гримасу невольного страха пополам с отвращением Элегор. - Красавчик-вампир и конь, чья морда страшна, как душа Энтиора. Очень символичное полотно. Уж не знаю, как его вообще цензура пропустила.

- Ты, кажется, не слишком любишь принца? - забросил вопрос вар.

- Может, я и похож на сумасшедшего, но не на извращенца же! - возмутился герцог, заподозренный в симпатиях к тому, кого считал одним из своих самых страшных недругов и единственным, с кем не мог даже попытаться разделаться, не нарушив законы государства. Хотя больше всего самолюбие герцога оскорбляло сомнение в собственных возможностях одолеть принца-вампира и ироничное отношение к нему последнего. Куда приятнее отвечать ненавистью на настоящую ненависть, чем на игру в нее. - Самовлюбленный напыщенный хлыщ, изверг и извращенец, самозабвенный убийца, вампирское отродье, губитель! Мне его любить?

- Я лишь хотел сказать, что наши впечатления от принца Энтиора совпадают, - поспешно заявил Мичжель, утихомиривая разошедшегося приятеля.

- Что? И тебя уже достал по самое 'не могу'? - поинтересовался юный бог, ведший счет оскорблениям со стороны Энтиора.

-Успел, - тут же согласился вар, припоминая остроумные замечания принца, словно ненароком больно ранящие самолюбие.

- Это он может, - согласился Элегор и процедил. - Ненавижу! Если б не его титул и звание, давно уже свел бы счеты раз и навсегда. Но Дознаватель он искусный, немалую пользу в своих казематах Лоуленду приносит и Гранд охраняет исправно.

- А следующий - принц Мелиор? - указал на очередной портрет Мичжель, испытывая сильный дискомфорт от произнесения рядом с собой угроз богу, который, как его просветили сегодня, мог слышать все, что касалось его персоны.

Сибарит Мелиор даже на парадном ростовом портрете был изображен сидя в глубоком сером кресле, закинув ногу на ногу, кожаные сапоги плотно обхватывали стройные икры мужчины. Черные брюки с серебряной строчкой гармонировали с черным камзолом, белоснежная рубашка была столь же пышной, как у Энтиора. На коленях принца лежала трость с набалдашником в виде крупного серебряного паука явно ядовитой породы. Полотно было выполнено в интересной монохромной манере, отчего пронзительные светло-синие безжалостные глаза принца - единственное цветовое пятно на холсте - казались еще ярче.

- Он самый! Хлыщ номер два! Мелиор, плетущий паутину доносов и интриг, изысканный мерзавец, лентяй и отравитель! - объявил Элегор, прислонясь к портрету в шикарной раме из серебряной паутины и пауков в изгибах черного дерева и уперев руку в соседнее с портретом громадное зеркало в такой же 'паучьей' оправе.