Яцек Пекара - Слуга Божий

Когда возвращался в Инквизиториум, думал об Элии. Была интересной женщиной. Холодная и беспощадная, но умеющая смириться с поражением. Я почти жалел, что судьба не позволила нам встретиться раньше. Не мог ее спасти. Никто бы не смог. Ну, почти никто, поскольку, сказав, что даже папа ничего не в силах сделать, я грешил против истины. Даже епископ Хез-хезрона обладал властью достаточной, чтобы отдать приказ о пожизненном заключении в монастыре, однако я знал, что он этого не сделает. Элию мог спасти папский суд, а путь в Апостольскую столицу был долгим. Пока бюрократические колеса повернутся, канет в забытье даже костер, на котором ее сожгут. Что же… приходилось смириться: Элии меж нами не будет. Жаль. Как и всегда, когда из мира исчезает толика красоты.

Я знал, что слуги Кнаппе попытаются до меня добраться, но даже они не сумели бы пройти мимо охранников Инквизиториума. Впрочем, в конце концов я нашел минутку, чтобы лично проведать мастера мясников. Встал у дверей, перед медным билом, и подумал: после моего недавнего визита прошло столь немного — но сколько же всего за это время случилось. Постучал. Некоторое время внутри царила глухая тишина, потом я услышал шарканье ног.

— Кто? — рявкнул голос из-за дверей.

— Мордимер Маддердин, — ответил я.

— Во имя меча Господа нашего, человече, — выдохнули там. — Входи скорей, наш хозяин ищет тебя по всему городу.

— Вот я и пришел.

Да только когда двери отворились, я шагнул в них не один. Сопровождали меня четверо солдат в черных плащах, надетых на кольчуги, с окованными железом палицами в руках. Слугу, отворившего дверь, оттолкнули: упал под стену, глядя перепуган-но, — как и должен вести себя всякий, когда в его дом входит окруженный стражниками инквизитор в служебном одеянии. А на мне были черная пелерина, завязанная под горлом, и черный кафтан с вышитым серебром большим сломанным распятием. Некоторые говорят, что мы не должны чтить символ страдания Господа нашего, но забывают при этом, что именно Крестная мука дала Ему силу, дабы сломать распятие и сойти меж врагов с мечом и огнем в руках. Точно так, как нынче и я, с мечом в руках и огнем в сердце, входил в дом кощунника и грешника.

Кнаппе был одет лишь в ночную рубаху, тапочки с изысканно выгнутыми носками и ночной колпак, конец которого свисал ему на плечо. Выглядел забавно, но я даже не усмехнулся.

— Алоиз Кнаппе? — спросил я его. — Это вы Алоиз Кнаппе, мастер гильдии мясников?

— Ты заплатишь мне за это… — прошептал он сквозь стиснутые зубы, поскольку был достаточно умен, чтобы обо всем догадаться.

— Вы арестованы именем Инквизиции, по приказу Его Преосвященства епископа Хез-хезрона, — сказал я. — Взять его, — приказал солдатам.

— Мордимер! — заверещал он. — Давай поговорим, Мордимер, прошу тебя!

«Прошу тебя» — звучало многообещающе в его устах. Так многообещающе, что махнул рукою, дабы отошел со мной. Мы вышли в сад, Кнаппе трясся, словно студень. Я уважал его за то, что не пытался мне угрожать — и не проклинал меня. Понимал: раз уж арестован с согласия самого епископа, то дело серьезней некуда.

— В чем меня обвиняют? — спросил он дрожащим голосом.

— Сам нам расскажешь, — ответил я, слегка усмехаясь. — У нас будет достаточно времени на разговоры.

Он мог бы попытаться запугать меня связями, знакомствами, последствиями, но не стал этого делать. Мы оба прекрасно знали, что, когда в двери дома стучатся люди в черных плащах, от хозяина отворачиваются все сторонники, а все враги поднимают головы. У Кнаппе врагов было много, и — никого, кто протянул бы ему руку помощи. Не теперь.

— Десять тысяч, — сказал он.

— Нет, — покачал я головой, — даже за сто. И знаешь почему?

Он смотрел на меня довольно глуповато.

— Потому что тебе уже нечего покупать, а мне — нечего продавать.

— Тогда зачем мы говорим? — Похоже, остаток надежды все еще теплился в нем.

— Потому что мне было интересно, насколько высоко ты ценишь свою жизнь, — и я узнал, что оцениваешь ее в десять тысяч. Мир не много потеряет от твоей смерти.

Я кивнул стражникам и подождал, пока двое его заберут, а потом отправился на ревизию дома, вместе с оставшимися двумя. Присоединился к нам и нотариус, и начал описывать все ценные предметы. Что ж, это могло затянуться на часы. Во славу Господа и во славу Инквизиториума. Я же тем временем нашел сейф Кнаппе и легко, поскольку был обучен и такому, вскрыл его. В сейфе свалены были золотые монеты, перевязанные шнурками векселя, облигации и расписки. Просмотрел их внимательно и некоторые, выписанные на получателя, спрятал в карман плаща. Знал, что многие, получив эти векселя, будут мне благодарны. А благодарность в нашей профессии важная штука. Благодарный человек склонен к помощи и к тому, чтобы делиться информацией. А наша жизнь — жизнь инквизиторов — в немалой мере зависит именно от информации.

Потом отсчитал себе из денег в сейфе семьдесят пять крон — и ни грошиком больше. В конце концов, Мордимер Маддердин суть инквизитор Его Преосвященства, а не кладбищенская гиена, пусть даже этот дом — уже не более чем гробница.

Следствие не затянулось. Обвиняемые были полны раскаяния, а обвинение опиралось на серьезные свидетельства и было исключительно подробно документировано. Согласно моему обещанию, Элию не пытали. После допросов и вынесения приговора отправили из узилища Инквизиториума в городскую тюрьму. Я строжайше запретил ее насиловать, а ведь это было привычным развлечением для городской стражи, особенно когда к ним в руки попадала такая красивая и молодая женщина. Я обещал ей, а Мордимер Маддердин — человек, который свое слово ценит больше собственной жизни. Даже если слово его дано такому существу, как еретичка и колдунья. Время до приведения приговора в исполнение Элия Коллер провела в одиночной камере и, когда ехала через город на черной телеге, была красива, как и прежде. От епископа Хез-хезрона я получил официальное письмо с благодарностью и денежным вознаграждением, размер которого свидетельствовал: в Хезе не только у Кнаппе узкие карманы. Тогда это меня удивило, но позднее к подобным обстоятельствам я попривык.

Пока на рынке горел костер, мы, инквизиторы, стояли полукругом у лобного места. В черных плащах и в черных капюшонах. Вокруг нас поднимался смрад горящего просмоленного дерева и горелого мяса.

— Мне интересно, сколько ты на этом заработал, Мордимер, — негромко произнес один из них, по имени Туффел. На губах его была искренняя улыбка, но глаза оставались холодны, словно лед, сковывавший далекий север. — Грубер, видать, немало заплатил за то, чтобы Кнаппе помогли отойти от дел, а?

Грубер был главным конкурентом Кнаппе на мясном рынке, а теперь — самым серьезным кандидатом на должность мастера гильдии мясников.