Ольга Климова - Снова там...

— А если с тобой что-то случится? — Я гладила его волосы и щеки, — Я даже знать не буду. За что вы меня так?

— Я живучий, — он грустно улыбнулся, — не говоря уже о Шатире. А тебе надо уходить. Подумай. Какая теперь разница — днем раньше, днем позже?

Я смотрела в эти серые глаза, ставшие настолько родными. Есть ли жизнь после этого?

— У тебя все должно быть хорошо, слышишь? — шепнул он, зарываясь носом мне в волосы. — Ты же пахнешь небом. Моим небом.

— Вы уйдете отсюда? Вы же не пойдете туда?

Он сильнее сжал меня.

— Лика, можешь кое-что пообещать мне? Это будет только для меня. Обещай!

— Что?

— Обещай, что сделаешь.

— Обещаю. — залепленными от слез глазами я смотрела на чистую зелень травы, простирающуюся далеко-далеко, и вспоминала черные следы, ждущие, когда я обернусь.

— Ты никогда сюда не вернешься. Никогда…

Все… Сердце упало вниз, к зовущей траве, прошло сквозь нее, будто растворилось, и исчезло в черной земле, оставив после себя ноющую дыру. Все…

Я тихо коснулась губами его шеи и отстранилась. Подошла и встала рядом с окаменевшим Шатиром, не оборачиваясь, словно за спиной осталось то, что нельзя видеть. Нельзя, потому что тогда не сможешь сдержать обещание, не сможешь уйти.

Шатир ласково взял меня за руку.

— Все приключения когда-нибудь заканчиваются. — он не смотрел на меня, — сделай правильный выбор.

— Сделаю. — я закрыла глаза, в которых навсегда остался взмах огненного меча.

За окном непривычно шел снег, красиво кружась маленькими снежинками и постепенно залепляя стекло снизу, там, где он прочно осядет на карниз, пустит корни и будет ждать первой оттепели. Я наблюдала с самого начала, пока снег не захватил десять сантиметров окна. Потом стемнело. Напротив зажглись огни, стали двигаться люди, суетливо копошась то в одной комнате, то в другой своих квартир. Потом шторы задернули и каждое окно окрасилось в цвет штор и телевизора. Свет погас. Послышались шаги соседей на лестничной площадке. Значит, в нашем доме тоже. Минут через пять где-то слева снова заработал телевизор, а дом напротив запестрел огнями. В два часа ночи погасло последнее окно.

В понедельник начались звонки. Мобильный разрывался, пока не сели батарейки. Вечером снова отключали свет. Ненадолго. Соседи ругались.

Я не плакала. Не было истерики. Ничего не было. Я просто лежала без движения. Мне казалось, что я умерла. А это — мой собственный маленький ад.

В среду начались галлюцинации. Потолок вертелся, расползаясь во все стороны, стены двигались, то сужаясь, до размеров моего дивана, то уходя за пределы видимости, искажая реальность и играя со мной в какие-то дикие игры. А еще я знала, что во мне есть сила. Я подымала согнутый палец и чертила в воздухе черные узоры у себя на потолке. Потолок чудесным образом каждый раз очищался и я вновь старательно замазывала его грязью.

Со светом тоже творилась беда — окна напротив гасли в самый неподходящий момент, когда мне так нужен был их свет на потолке. И тут же вмешивались назойливые соседи, высыпающие из своих квартир обсудить, доколе же все это будет продолжаться.

Есть ли жизнь дальше?

Спотыкаясь о невидимые преграды, я побрела на кухню. Взяла нож. Провела острым краем по запястью. Неприятно. Нужно надавить сильнее…

Я поняла, что не смогу этого сделать. Не хочу. Может быть, с пистолетом все было бы проще? Пустить пулю себе в лоб.

Я представила, как маленькая пуля разламывает мою черепушку и входит в мозг. Это же больно, наверное. И чертовски неприятно.

Я заплакала. Не зная, как жить дальше, я даже с собой не могу покончить. Если бы Элрон знал! Знал, как мне плохо без него, как я люблю его запах, его пронизывающие, беспредельно прекрасные глаза. Он же ничего не знает. Я ничего ему не сказала!

Слезы текли по ножу, красиво скатываясь вниз.

Первым не выдержал холодильник. Даже не знаю почему. Я же не светилась. Тихо сходила с ума, но не светилась.

Холодильник как-то жалобно заверещал и затих.

На следующий вечер задымил процессор. Накрылась моя коллекция фотографий меня в купальнике.

Телевизор я не включала.

Десять шагов по комнате до коридора от окна, три по коридору до кухни, пять до окна кухни и обратно. Снова кухня. Снова нож. К черту нож! Я боюсь!

Только почему боюсь? Может, для меня еще не все потеряно? Я же не думала в первый раз, что захочу там остаться. Я всегда знала, что вернусь домой. Значит, что-то тут для меня важно! Значит тут я тоже могу найти свое счастье.

Я сорвала с себя пропахшую потом одежду, влезла в теплый свитер и дубленку.

Говорят, кто ищет, тот найдет. А я искала. Я заглядывала в лица прохожих, пугая своим поведением спешащих домой мужчин, приставала к парам, спрашивая у девушек, что они нашли в этих, этих…

Никогда еще особи мужского пола не шарахались от меня с такой натуралистичностью.

Только один спокойно остался стоять, когда я подлетела к нему с душещипательным вопросом: «Ради чего стоит жить?». Я уж было подумала, что это судьба. Пока он не повернулся к свету мальчишеским лицом. Рослый шестнадцатилетний школьник!

— Наверное, кто-то хочет, чтобы ты жила. — Он смерил меня недетским взглядом. — Да ты и сама этого хочешь. Нормальные самоубийцы идут и вешаются, а не проводят соцопрос.

— Какой ты умный! — я зло запустила в него снежком.

— Ну, не я бегаю в минус десять по улицам поздно ночью. Я, кстати, школу могу проспать, а тебе наверное на работу надо будет.

Я зашагала прочь от него. На работу! Сомневаюсь, что у меня вообще есть теперь работа.

— Сука! — проходящий мимо небритый парень сильно двинул меня плечом, разливая вокруг амбре из сигарет и алкоголя.

Lamborghini Diablo разгоняется с места до 100 км/ч за 3–4 с. Эту важную информацию как-то донес до меня Вадим, разглядывая фото сиреневой красотки в интернете. Зачем кому-то на дороге стартовать с места с такой скоростью? Но это неважно. Ей до меня далеко. Я разогналась до бешенства за секунду. Голубой огонь вспыхнул перед глазами, взрывая ночные фонари вокруг. Сорвав перчатки и шапку, я пошла на обидчика с поднятыми скрюченными пальцами, пылающими так ярко, словно газовая горелка. Такое он не скоро забудет. Какую скорость он успел развить за секунду, я тоже не засекла.

Потом долго сидела в сугробе, гася свое лицо и руки. Хорошо, что сквер, что только фонари пострадали.

Домой я вернулась, наугад тыкая ключом в замочную скважину — света опять не было.

Бросив одежду на пол прихожей, я прошлепала к дивану и с размаху плюхнулась на него. Буду помирать, пока не осенит, что делать и как дальше жить.

Осенение пришло ударом по ребрам. Я охнула, сжалась в комок и на ощупь нашла причину боли. Сбросив с себя одежду на диван, я совсем забыла, что внутри остался мой сувенир — жезл перемещений, за которым так упорно охотился Шатир. Я выгребла его из кармана и только тут, в полной темноте, заметила слабое свечение. Он светился! Пульсировал и светился!