Дмитрий Дудко (Баринов) - Ардагаст и его враги

Вместо ответа жрица поднялась с белого камня и прижалась к груди воина-волхва, обвив руками его шею. Лайма бойко подбежала к ним, поцеловала Витола в щеку и спросила:

-- Ты ведь и есть мой отец, правда?

Улыбка озарила суровое лицо темноволосого воина.

- Правда, дочка. Только не радуйся: моя воля кончилась, и твоя тоже. Будешь гулять с парнями, когда не надо - попробуешь моей плетки из драконовой кожи.

Девочка ойкнула с притворным испугом и спряталась за спину матери. Витол, смеясь, обнял их обеих, и с гордым видом взглянул на князей. Теперь он чувствовал себя по-настоящему равным им.

После похорон павших в бою за Янтарный берег сыграли сразу две свадьбы: Витола с Венеей и Каллиника с Виряной. Играли, как всегда, весело и разгульно - не потому, что не печалились о погибших. А затем, чтобы Смерть-Яга не посеяла в душах людей черную тоску, готовя себе новую жатву. После свадеб росы выступили в обратный путь. На прощание Лайма при всех поцеловала Ардагаста и сказала:

-- Я знаю, ты любишь только своих жен. И все рано: когда я стану взрослой, приезжай к нам в Купальскую ночь.

Росы вернулись на Днепр. Инисмей возвратился в свою столицу Мадирканд гордый и счастливый. Наконец он сравнялся в подвиге с Ардагастом: сразился не просто с сильными противниками, а с врагами самих богов. А вскоре по проложенному росами пути двинулись к Венедскому морю оборотистые ольвийские торговцы, и он стал вторым Янтарным путем.

Каллиник после свадьбы поехал в Рим старым Янтарным путем. Ему предстояло разоблачить перед Титом Рубрия и других тайных сообщников Нерона. Вернет ли милосердный кесарь свободу Коммагене? Но если и не вернет - он, Каллиник, будет бороться дальше, и не только за свое маленькое царство. В ночь после битвы Вышата и Хилиарх на берегу озера Золотого Вепря посвятили царевича в Братья Солнца. И теперь его народ - все добрые и честные люди этого мира.

Перевод А.П. Семенова-Тяньшаньского

Ненастным осенним днем Ардагаст сидел в ольвийской таверне. С ним были лишь Хилиарх и Вышата. Полутора лет не прошло после похода к Янтарному берегу, но как все внезапно изменилось в Сарматии! Нелепо, неожиданно погиб Инисмей. Погиб в стычке с жалкой шайкой охотников за рабами. Матери двух его малолетних сыновей, сарматка Уацират и венедка Миловида, немедленно перессорились. Князья Аорсии раскололись и готовы были схватиться за оружие. А возле днепровской переправы, выше порогов, уже стоял с ордой, выжидая, царь роксоланов Роксаг, прозванный "любимцем Артимпасы". Наглый, вероломный и невероятно удачливый, он готов был вмешаться в усобицу, как только она вспыхнет. Об этом Ардагаст, ехавший на похороны друга, узнал от царевича роксоланов Сагдева, с которым вместе прошел от Золотой горы до Белого острова.

Явившись в Мадирканд с дружиной и отрядом Сагдева, Ардагаст заявил: аорсы должны признать своим великим царем Роксага. Иначе росы сделают это без них. Уацират в ярости обзывала Зореславича предателем, неблагодарным рабом и венедским ублюдком. Но слово знаменитого царя росов, лучшего полководца двух покойных царей, значило в Аорсии очень много. В конце концов гордой сарматке пришлось смириться с участью подручной царицы и матери будущего царя аорсов.

Вот и все. Аорсии, некогда пославшей орду росов покорять днепровских венедов, больше не было. От Дуная до Танаиса раскинулась великая Роксолания. Он, Зореславич, сохранил мир в степи. Пусть глупцы зовут его Убийцей Аорсии и твердят, будто он коварно мстил за гибель отца и пленение матери. Убийцей Родичей его прозвали еще раньше. Да какое ему дело до лая всех этих шакалов, не желающих знать Огненной Правды! И все же на душе было грустно. Вместе с Аорсией, с прежними друзьями и врагами уходила навсегда его молодость. Веселая, отчаянная, полная невероятных, сказочных дел... Теперь вот еще умер столь же внезапно Тит, и воцарился его брат Домициан, о котором известно мало хорошего. А Нерон-горшечник еще прошлом году погиб в Антиохии на кресте, но самые лучшие маги Братства Солнца не смогли поймать и уничтожить его проклятую душу.

Тихо и незаметно к столу подошел человек в сером плаще и дорожной шляпе, с ничем не примечательным лицом. Положил на стол запечатанный медный футляр-трубку, вполголоса произнес: "Славному царю росов от повелителя мира", и исчез, будто призрак. Ардагаст открыл футляр, развернул пергамент.

"Нерон - Ардагасту, царю скифов, именуемых росами. К печали твоей сообщаю: все твои подвиги у Венедского моря оказались тщетны. Мой дух наконец-то нашел достойное себя обиталище. Я пребываю в теле Домициана и по праву повелеваю Империей. Души моя и его оказались удивительно подходящими одна к другой. Пришлось лишь изменить некоторым привычкам. Так, я уже не пишу стихов открыто, но выдаю их за творения прежнего Нерона. Однако этим и многим другим стоит поступиться ради нового величия, которое, без сомнения, принесет Империи мое царствование. Меня уже именуют, предчувствуя это, "господин и бог". Рим должен или покорить мир, или погибнуть, и потому мне предстоит превзойти в завоеваниях Цезаря и Александра. Вообрази же, какой успех и слава ждут на службе Риму разумных и воинственных мужей, будь они хоть трижды варварами. Вот почему я всегда буду рад увидеть тебя, многославный Ардагаст, в числе друзей римского народа. Ты ведь уже не столь молод и неопытен, чтобы увлекаться химерами разных нищих философов и магов-неудачников. Будь здоров".

Едва успел царь прочесть вслух письмо, как пергамент рассыпался бурой пылью.

- Стараются не оставлять следов, как и всякие преступники, - усмехнулся грек. - Нетрудно догадаться, что стало с Титом. Да, добродетельный император в Риме долго не удержится. Так не пора ли хорошенько тряхнуть Империю, покуда легионы не добрались до Тясмина? Кажется, ты, царь, вовремя создал великую Роксоланию.

Ардагаст расправил плечи, подкрутил золотистые усы. Его голубые глаза снова глядели молодо и задорно.

- А я уже думал, что останусь без врагов. Похоже, до сих пор я только готовился к главному подвигу: остановить этого "господина и бога". Ему ведь нужны не медвежьи углы, а весь мир.

-- Замахнулись вы, однако, - покачал головой Вышата. - Это вам не Шумила с Бурмилой, не Бериг даже. Тут все Братство Солнца может не справиться. Спросим-ка Аполлония.

Волхв налил воды в Колаксаеву Чашу, простер руки. В воде проступило лицо седого мудреца. Всегда бодрое, оно теперь было усталым и озабоченным.

-- Да светит тебе Солнце, Учитель Аполлоний.

-- Да светит оно всем людям. Я уже все знаю: следил сейчас через зеркало за этим посланцем. Ученик Валента - тот теперь главный придворный маг у Домициана. По одному этому можно было догадаться. Что ж, Хилиарх, вы с Либоном правы: Рим не исправить. Посади на его трон хоть философа... Но, друзья мои, - голос его снова стал бодрым и уверенным, - оставим слабым духом высчитывать по звездам час гибели Империи. Вашей жизни не хватит, чтобы ее разрушить. Моей - тоже, если мне не даруют бессмертия, чего я вряд ли заслужу. Но если мы сумеем остановить эту язву, она начнет угасать и слабеть. Задача ваших потомков будет уже легче. Стоит ли потратить на это земную жизнь?