Наталия Мазова - Исповедь Зеленого Пламени

—…Лиганор, отпусти немедленно, что ты делаешь, ты с ума сошла, Лиганор, отпусти…

Какое-то время я еще борюсь с Ним, а потом, покорная новой внезапной вспышке, резко разжимаю объятья и валюсь лицом вниз на одну из кочек, и бешеные слезы неудержимым потоком льются из моих глаз. Я не вытираю их, плачу молча, и сама не знаю, от чего реву — может быть, от страха перед собственным могуществом? А может быть, именно так плачут от радости?

Лоти подходит ко мне — я чувствую — вот-вот положит на плечо утешающую руку, но Он, не поднимаясь с земли, отстраняет ее, мягко, но властно:

— Не трогай, пусть плачет. Наверное, так надо, — и, задумчиво, непонятно кому и зачем: — Mon faennro na rionat Кааег Maeyl'…

Волосы рассыпались по земле — я опять обронила гребень. Вижу прядку, упавшую мне на щеку и левый глаз, и не сразу осознаю, что если сравнить ее цвет с цветом разметавшихся тут же волос Гитранна, то никакой разницы не заметно.

А в это время из свинцовых туч, сгустившихся над Кармэлем, с оглушительным раскатом ударила молния — и хлынул ливень, да такой, какого и летом-то давно не бывало в этих засушливых землях! Небо обрушилось на землю со всем неистовством, и узкие улочки моментально превратились в бушующие реки, и звон и плеск низвергающейся с неба воды заглушил все прочие звуки, так что любой, кто желал быть услышанным, должен был кричать…

«Он пел — и строка его текла печально, как черная река, звеня, рассыпались зеркала на лица и блики, и время качало головой, летая задумчивой совой над тем, кто нашел какой-то свой путь в мудрые книги. Огонь обжигал его уста, гитары сухая береста пылала — и в запахе костра мне слышались крики…»

…И, разбрызгивая вокруг себя дождь, по колено в воде, мечевластитель Снэйкр у парадного подъезда леди Сульвас один отбивался от четверых солдат Ниххата, присланных взять его за пособничество нарушителям спокойствия. Капли дождя водопадом низвергались с выступающей кровли — и разлетались веером, сталкиваясь с бешеной сталью пяти мечей, так что облако водяной пыли окутало схватку… И недвижная, как статуя, застыла в дверях леди Сульвас, старшая из Последних Лордов, до самых расширившихся глаз укутанная в оранжевое покрывало, стояла молча, ни криком, ни вздохом не осмеливаясь помешать любимому, и только вздрагивала, когда до нее долетали холодные капли, обжигая сквозь тонкий шелк…

— Ишь чего захотели! — смеясь, кричал Снэйкр, ловко парируя удары. — Ничего у вас не выйдет! Весь город слышал и видел Их — всех не перевешаете! Пока жив хоть один человек, помнящий Их, жива и надежда Кармэля!

«А ночь плавно уходила в степь, с ней вместе уходила его тень, он сам отпустил ее — затем, чтоб рук не вязала… Слеза в ожерелье янтаря сверкала при свете фонаря, как будто заря всходила для притихшего зала. Он пел — словно падала звезда, он пел — словно шаг, и нет следа, он пел, что никого и никогда река не держала…»

…И, что-то весело напевая, матушка Маллен и Китт с трудом вытаскивали из-под навеса огромную жестяную бочку, чтобы подставить ее под щедрый дар неба. Бочка была сильно помята, так что катить ее было весьма затруднительно. Мокрые белесые пряди облепили лица матери и дочери, одежда их вымокла до нитки, но, захлебываясь беспричинной радостью, обе не обращали на это никакого внимания…

Неожиданно сильная рука оттолкнула Китт в сторону.

— А ну, уйди, — Ярт навалился на бочку, и та, покачнувшись, сразу стала в нужное положение. — И чтоб я больше никогда не видел, как ты тяжести ворочаешь — не бабское это дело! Поняла, сестрица?

«Движенье от Братства до родства, от Дня всех Святых до Рождества, цветы и руины торжества в декабрьской стуже — и ноты сошлись в один узор, и в полночь явился дирижер, и все мы обратили к нему взор и стали послушны. Он пел — и мы молились на него, он пел — и мы плевали на него, он пел — и мы не знали никого, кто был его лучше!»

…И, пытаясь перекрыть шум льющейся воды, молодой Степной Волк по имени Гурд кричал в лицо начальнику гвардии Залов:

— А я говорю — никакого гонца с желтым флагом не будет! Я не стану поднимать степь в погоню за этими людьми!

— Это еще почему?!

— Хотя бы потому, что отец обещал отлучить меня от рода, если я причиню хоть какое-то зло госпоже Лигнор!

— Утугэль убит пять дней назад на Соляном Тракте — теперь глава рода ты! Или в двадцать лет у тебя нет своей головы на плечах?

— Мне не сравниться мудростью с отцом, но я Степной Волк, как и он! Верность роду и данному слову для меня выше приказов всяких forass !

— За скотину ответишь, ты, степной кобель! — начальник гвардии побагровел. — Лорд Залов, значит, для тебя скотина, а эта потаскушка — госпожа?!

— Она не то, чем ты ее назвал! И не мешало бы тебе, зовущему себя лордом, поучиться у нее учтивости! Для тебя мы, весь народ степей — только сторожевые псы, а для нее люди! И пусть покарают меня Луна и Великий Волк, если я приму твою сторону против нее!

— Да пошел ты туда, откуда все мы выйти! — так и взвился начальник гвардии. — Не поднимешь ты — поднимет Каюлгадж, обойдусь без тебя — но ты у меня еще попляшешь! В следующий раз хорошенько подумаешь, прежде чем…

— Каюлгадж тоже не будет поднимать степь, — твердо сказал Гурд и громко свистнул.

— Он-то почему?

— А вот… — и Гурд резко скомандовал явившимся на свист троим лохматым и остроухим сородичам Лэрра: — Взять!

«Сними пальцы с проводов и струн — все песни расходятся к утру, строка отлетает на ветру и меркнет в рассвете… Тела, заплетенные в любви, сорта драгоценнейших из вин, крестил сероглазый херувим ударами плети. Хэй, вы! Задержите новый год, часам указав обратный ход! Он спел, спрыгнул с берега на лед — и стал незаметен…»

…И, прислушиваясь к плеску дождя над головой, в подвале с выбитыми окнами лежали на старом одеяле Висару и Даммис.

— Королева пришла в свой город, — тихо сказала Висару. — Но люди не признали ее — и она снова ушла. Так нам всем и надо. Теперь радость опять уйдет отсюда…

— Она оставила нам лестницу, — возразил Даммис. — Ты же слышала, как она сказала: «Играйте на ней всегда, когда не будет нас»?

— Но ведь их, наверное, уже никогда не будет…

— Значит, мы станем на их место. Город уже привык каждый вечер в шесть часов быть на лестнице — не нам отучать его от этой привычки.

— Страшно, — прошептала Висару. — А если и нас… как их, как тогда Иэна?

— Ну и что? Смерти же нет. Мы просто уйдем отсюда, а на наше место встанет еще кто-то. Тот же Подвальный Змей, те же Лжи и Ларсет… Если не будем бояться мы — и они повылезают из нор, потому что это нужно городу. И кроме лестницы, будут и другие места…