Артем Тихомиров - Чрезвычайный и полномочный

– Отомщу, – повторил Большестрашный, опускаясь на карачки и начиная свой путь по довольно узкой для его зада норе.

Никто «лазутчика» не видел. Рыгус-Крок бурлил, как всякий революционный город, а в этом месте, на галерке, на отшибе, заросшем сорняками сверх всяких пределов, не было ни одной живой души.

Хрясь мог хоть песни горланить и не привлек бы ничьего внимания.

Протискиваясь через узкий лаз, Хрясь подумал, что с некоторых пор он пополнел. Иначе почему так трудно? Пот градом тек со спины и лба низложенного вождя, но оскорбленный и униженный злодей не думал останавливаться. Одежда его, и так пребывающая в плачевном состоянии, вскоре превратилась в сущие лохмотья.

Наплевать, подумал мститель, появляясь с другой стороны ограды. Насажав на себя репья и став похожим на экзотическое разумное растение, Хрясь пополз на четвереньках к ближайшей из дворцовых построек. Ею оказался небольшой сарай для хозяйственных инструментов. С дырой в задней стенке. Видимо, отсюда тоже тырили инвентарь. Что ж, тем лучше. Есть где затаиться до нужного часа, отдохнуть и, вооружившись (свое оружие Хрясь то ли потерял, то ли его экспроприировали Водохлебы-предатели), отправиться на свершение Страшной Мести.

Забравшись в темную прохладу сарая, Большестрашный удовлетворенно вздохнул.

Его жизнь определенно кончилась, но он еще способен кое-кому задать жару.

И он задаст. Дайте время. Никто безнаказанно не кидает величайшего из чморлингов.

Где верный Стучак – неизвестно. Возможно, он тоже предал его.

Свернувшись калачиком в углу, Хрясь сладко причмокнул и погрузился в похмельный сон.

Лже-Офигильда бушевала так, словно задалась целью переплюнуть по ярости и шуму девятибалльный шторм.

Стены комнаты, по которой она металась, дрожали, словно по ним били тараном. Не понимая, откуда в ее настоящем теле столько вдруг оказалось энергии, колдунья крушила все, что попадалось ей под руку. Плевать она хотела на дубовую мебель – та превращалась в щепки. Плевать на оружие, висящее на стенах – оно превращалось в мятую жесть.

Причина же для столь эксцентричного поведения Дрянеллы была весомая.

Грендель мертв!

Мертв – и весь сказ. Варвары укокошили его легко, словно он не просто самый страшный монстр в истории, а какой-то назойливый клоп.

Грендель, ее надежда и опора, мертв!

После стольких трудов и лишений! После сладких грез о невероятном, беспрецедентном могуществе!

Нет!

НЕТ!!!

Колдунья разбежалась и врезалась в стену лбом, сделав в мореном дубе приличную вмятину, по форме повторяющую переднюю часть ее черепа. А так как сила действия равна силе противодействия, старуха немедленно отлетела назад и свалилась посреди комнаты навзничь.

И так и застыла с остекленевшими глазами, устремив их в потолок.

Полный провал!

Теперь Пнилл вернется и разотрет ее своим башмаком.

От отчаяния и злости Дрянелла забилась в конвульсиях, что в последнее время вошло у нее в привычку.

Никто и никогда еще не терпел на профессиональном поприще такого сокрушительного поражения.

– Господин? Господин? Слышите?

Голос Черныша накатывал издали, искажался, плыл, менял темп.

Талиесину казалось, кто-то над ним неудачно шутит.

Как можно так поступать с умирающим?

– М-м… – только и ответил посол.

«Не мешайте мне умирать!»

Появились чьи-то руки и принялись трясти его, словно яблоню, с которой намеревались получить пару ведер плодов.

– Живой?

Этот голос походил на голос Кровожадного Чтеца.

– Стойте! Нельзя же так!

– А, извини, дроу, переборщил…

Талиесин был рад, что его оставили в покое. Хотя бы на время.

Вкусно пахло жареным мясом, дымом от костра.

Офигильде стоило труда отшить посольских. Каждый хотел непременно и лично сопровождать ее в вылазке во дворец, и особенно в этом усердствовали орки.

– Вы будете мне только мешать, – сказала великанша, оглядев всю компанию, что стояла с озабоченным видом перед ней. – Ценю заботу, мужики, но – нет. Мое это дело. Со старухой той поквитаться мне нужно, никому больше…

– Но на случай этого, форс-мажора… – Ольв Могучий показал свой громадный меч. – Разве не надо прикрытия?

– Нет, – сказала Офигильда. – Одна я пролезу там, где двое не пролезут. Дворец я знаю хорошо – и смогу спрятаться где угодно. Ну, а если подраться, то пусть пеняют на себя, я им обещаю гору отрубленных голов и выпущенных потрохов.

Посольские ничуть не сомневались, что так и будет.

На этом аргументы их закончились, и компания загрустила.

– Вообще-то, у вас тут есть дела, – напомнила королева. – Вы нужны в моем войске, которое собирается в эти минуты выступать на Рыгус-Крок. Случись большому побоищу, ваши мечи и топоры будут весьма кстати. Мы все это обговорили. Разве нет?

Никто не возражал. Глаза орков из Головорезии сверкали точно болотные огоньки. Гномы, кобольды и люди воодушевились не меньше.

Не остался в стороне и Фиенс Тудан, который едва ли не яростнее всех отстаивал свое право сопровождать Офигильду. Воинственный дух внезапно взыграл в нем, заставив его надеть из арсенала старинные трофейные доспехи из Тиндарии и прицепить к поясу тонкий меч.

В таком прикиде Фиенс выглядел внушительно и даже как будто выше.

– Вы знаете, что делать, – кивнула Офигильда. – Ваше место в первых рядах. Пусть мои родичи видят, что за законно избранного на Большом Тинге короля в бой идут не только они, а также иноземцы. Это поднимет боевой дух, укрепит веру в нашу правоту. Ну, короче, вы все поняли. План разработан – вперед!

– Удачи, ваше величество, – сказал помощник посла Тиндарии.

На том участники антиреволюционной коалиции разошлись.

Офигильда задержалась, чтобы взглянуть в окно, откуда ей была видна равнина за пределами стен поместья. В лагере стоял шум и гам. Лязгало оружие. Орали люди, гавкали псы. На ветру расправляли свои складки клановые знамена с неуклюже намалеванными на них символами.

Но самым главным знаменем, объединяющим чморлингов и бульклингов в одну силу, было то, чего отродясь не видел никто из ныне живущих сынов и дочерей Диккарии. Час назад, толкая героическую речь, зажигающую в сердцах сородичей яростный пламень, королева настолько сама вошла в раж, что отсекла ножом свои волосы под корень и сказала, что отныне это будет знаменем борьбы за свободу. И что оно провисит на древке до полной победы. Пусть все видят, чем пожертвовала Офигильда во имя своего народа.

Присмотревшись, богатырша заметила знамя впереди многотысячной массы готовых двинуться в поход войск. Там, в авангарде, поедет Задрыг Змеюк, назначенный командующим, поедет Оторвун Зоб и главы кланов.

Голове было непривычно легко. Офигильда провела ладонью по коротким, неровно остриженным волосам.