Юрий Погуляй - Братство Чародеев

– Сейчас тебя погрузят, – нарушил спокойный ход мыслей стрелок из Громовых Копий. – И поедем, шелуха.

– Этого сюда, – раздался откуда-то издалека равнодушный голос местного командира. Руда подхватили за подмышки, подняли и закинули в седло тихой пегой кобылы. Пожилой солдат с проплешинами на висках и глазами навыкате, деловито обвязал мирамийца ремнями, чтобы тот не выпал, и приладил уздечку к седлу своей лошади. Изнывая от презрения и жалости самому к себе, Руд отстраненно уставился на разворошенную сапогами кочку мха, под которой оказался небольшой муравейник. Насекомые непрерывно суетились, выполняя важную для них и непонятную для остальных работу. Точь-в-точь партизаны Коалиции, собирающие свой отряд в дорогу.

Когда лесные братья двинулись в путь, Руд с долей сожаления проводил отстраненным взглядом кипящий муравейник. Глазами шевелить сил не было, отчего вскоре его взор окончательно оцепенел, а чуть позже замедлился и ход мыслей. Ну едут, ну приедут. В голове звенела пустота и очень хотелось уснуть, чтобы проснуться уже крепким и здоровым.

Начало атаки он пропустил. Пучеглазый партизан впереди превратился в факел и с визгом замахал руками, но Руд вырвался из оцепенения только когда несчастный свалился на землю и покатился по сырому мху, пытаясь сбить с себя магическое пламя. Вокруг, из звенящей пустоты сонного разума, неумолимо проступали звуки сражения. Кобыла Руда испуганно взвилась на дыбы, в желании сбросить плотно привязанного к седлу наездника, конь пучеглазого рванулся в сторону от полыхающего хозяина. Тренькнула лопнувшая уздечка. В лесу мелькали черные фигуры мереанцев.

Крики, гул огня, треск полыхающих сучьев. Лес вокруг занимался пламенем. Меж деревьев судорожно плясали огненные силуэты партизан, дабы бестолково столкнувшись с преградой, упасть на мох и затихнуть. Знакомые щелчки арбалетов, треньканье луков. Пегая кобылка в ужасе понеслась прочь от надвигающихся людей, противный комок подскочил к горлу Руда и тот плотно зажмурил глаза. Такой скачки в своем состоянии он перенести не мог. Впрочем, животное его проблемы не волновали. Мир трясся в безумной лихорадке, а тело ветерана, надежно обвязанное ремнями, билось о круп перепуганной лошади.

Несколько раз Руда вырвало, дважды он ненадолго с блаженством потерял сознание, но сумасшедшая скачка все продолжалась.

Кобылка остановилась ближе к закату. Выбралась на опушку леса и, словно ни в чем не бывало, принялась пощипывать пожухлую траву. Пришедший в сознание Руд оказался беспомощным созерцателем лошадиной идиллии. Руки и ноги его по-прежнему были перетянуты ремнями, будто он объятьями любви пытался удержать свою пегую спасительницу.

Мирамийский воин пытался высвободиться из пут заботливых партизан (чьи тела догорали где-то в лесу) до наступления темноты. Кобылка тем временем лениво добрела до неспешной речушки, напилась и с фырканьем зашагала вдоль заросшего высокой травой берега. К прочим неприятностям Руд начал замерзать. На дворе что, осень? Отчего так холодно?! Расслабляя и напрягая (пытаясь это сделать) мышцы, воин надеялся хоть так согреть коченеющее тело и в голос проклинал судьбу, совсем забыв про то, что ему только чудом удалось убраться с места бойни. Пока он с остервенением дергал ремни, пытаясь хоть так их ослабить, тело стало отходить от мереанского зелья, и ко всем удовольствиям добавилась ломота в руках и ногах.

Холод чуть не убил его к середине ночи, но ближе к рассвету воин окончательно выбился из сил и уснул, по-прежнему обнимая пегую кобылку. Проснулся Руд оттого, что лошадь переплыла речку, заодно освежив и своего всадника.

– Да чтоб ты сдохла, скотина! – в сердцах выругался он. С мокрой одежды на землю лилась холодная вода. – Да чтоб я сдох!

Ветеран стиснул стучащие зубы и попытался успокоиться. Нервы ничего не изменят, нужно прийти в себя и еще раз попробовать избавиться от ремней. Иначе скоро он околеет.

– Вам помочь?

Руд дернулся, голос шел откуда-то сзади.

– Да! – он неистово заерзал в седле, надеясь увидеть говорившего.

Спаситель с ножом в руках подошел к морде кобылы, рассек кожаные путы, затем присел, придерживая лошадь за обрывок узды, и разрезал ремни, связывающие ноги Руда. Позже он методично избавил горе-всадника от остальных обвязок.

Ветеран соскользнул на землю, блаженно растянулся на земле и только сейчас обратил внимание на необычную внешность незнакомца. На вид простой парнишка, лет двадцати, но вот седые волосы в таком возрасте нехороший признак.

– Спасибо, дружище! Должник я твой!

Тот кивнул, с интересом оглядывая воина. Какое-то исследовательское любопытство было в его взоре.

– Выручил!

– А почему ты был связан? – поинтересовался юноша.

Ветеран на миг задумался. Кто знает, что за человек этот странник? Вдруг мереанец?

– Долгая история.

– Разбойники? – предположил парень.

Руд кивнул. Лучшая версия.

– Лошадка спасла, будь она неладна, – ветеран враждебно и одновременно с тенью признательности глянул на пощипывающую траву кобылу.

– Я бы на вашем месте искупался, – вдруг заметил юноша.

– Да только что… – Руд напрягся, втянул носом воздух и только сейчас понял, как же от него воняет. Будто он пролежал в выгребной яме целую вечность, а то и не одну. Отчего-то данный факт его смутил. – Да, ты прав, парень. Надо бы помыться. Долго в седле был, – многозначительно добавил он и осторожно поднялся. Вчерашняя слабость прошла, и потому, сделав пару неуверенных шагов, воин с улыбкой победителя вошел в реку, лихорадочно соображая как ему быть с безнадежно испорченной одеждой. Сколько дней он так благоухает?! Вода показалась чудесно теплой.

Содрав с себя одежду, Руд с омерзением и остервенением принялся за стирку. Парень тем временем сел на берегу, обломал с куста веточку и с мечтательным выражением на лице принялся ее жевать. Ветеран шипел проклятья, отмывая присохшую грязь от штанов. Нисколько не смущаясь, он вышел на берег в чем мать родила, и, клацая зубами от холода, развесил вещи на ветвях юных березок, а затем поспешил обратно в реку, греться и отмываться.

Мылся он долго, периодически поглядывая на юношу. Странный парень, будто блаженный. Да еще и волосы эти седые. Несладко ему пришлось, похоже. От добра в таком возрасте не седеют. Незнакомец внимания на купальщика не обращал, щурился на утреннее солнце и улыбался своим мыслям. Закончив с мытьем, Руд выбрался на берег, осторожно приблизился к своим вещам, принюхался, и с омерзением на лице пошел стирать их повторно.

– Долго держали? – вдруг поинтересовался юноша.

– Да… Я даже не знаю сколько, – вздрогнул Руд. Парень молчал с тех пор, как предложил искупаться.