Леонид Кондратьев - Леди с клыками

— Кого? — удивилась я.

— Твою компаньонку.

Опять… вот по именно этой причине, да еще из-за отсутствия других родственников мужского пола кроме отца я ненавижу путешествия. Ну кто — ну скажите, кто и зачем придумал наиглупейшее правило, что молодой леди невместно путешествовать одной — только в сопровождении компаньонки, зачастую преклонного возраста, брата или на худой конец кузена. Хотя последнее уже попахивает моветоном и может вызвать довольно неприятные слухи. А слухи это такая гадость… И уж тем более возможный остракизм в обществе и репутация падшей женщины — нет и хорошо что у меня нет кузенов, лучше уж какая-нибудь старая грымза, вероятнее всего похожая на мадам Жюли как близнец. Та хоть и будет пилить меня всю дорогу, но внешне все будет выглядеть в рамках приличий. Как будто бы ее присутствие может хоть как-то оградить девичью честь от покушений? Большинству моих сверстниц, если судить по их словам это как раз не помешало, а в некоторых случаях и помогло. Радует только одно — эта пытка будет продолжаться только до академии, на ее территории и в кампусах студиозусы вынуждены рассчитывать только на себя, что очень раздражает молодых дэнди и записных модниц.

— Пап, а может не надо?

— Надо, — бескомпромиссно заявил отец. — Хороший берсерк в телохранителях еще никому не вредил.

— Хороший… кто?! — Если я заявлюсь в Академию в обществе регулярно обирающегося мухоморами громилы-северянина с двуручным мечом или топором, то можно будет ходить по главной улице столицы, сверкая клыками и примериваясь к шеям прохожих. Моей репутации это уже не повредит.

— Я подумал, что Кровавую Ярость, которую ты время от времени неосознанно пользуешься со времен первой инициации, очень похожа на знаменитое боевое безумие, — пожал плечами отец. — И давно хотел найти кого-нибудь, кто мог бы тебя поучить этой замечательной вещи, но все как-то не складывалось. И вот два месяца назад я узнал, что Толстушка Хильда, троюродная племянница брата прадеда, которая подобно мне расплевалась с родней, снова вернулась в нашу страну. Она чистокровная гнома и поссорилась с родичами как раз из-за того что хотела стать воином. Как выяснилось в процессе попытки вернуть беглянку домой — берсерком.

Остаток завтрака прошел в полном молчании. Каждый из нас думал о чем-то своем. Отец доцеживал с мрачно-виноватым видом свое подгорное темное, а я, как и положено молодой культурной барышне, растягивала содержимое свежезаваренного чайничка. И только настырная оса, неизвестно каким образом проникшая сквозь прикрывающие окна магические завесы, не обращая внимания на присутствующих двуногих, занятых обдумыванием каких-то своих, совсем уж непонятных крохотному умишку насекомого, проблем, нагло ползала по хрустальной вазочке. Полосатого грабителя больше всего на свете и уж точно больше ничтожных проблем хозяев этого дома интересовало нежнейшее парфе, к которому я так и не заставила себя притронуться.

Казалось даже танцующие в утренних, чрезмерно ярких лучах солнечного света пылинки, прониклись странной гнетущей атмосферой, царящей в гостиной старого особняка. Так что тетушка Хильда, а именно ее настойчивый стук в парадную дверь, вывел нас с отцом из ступора, появилась вовремя. Единственная мысль, проскочившая в моей заполненной сожалениями о пропавшей молодости и несомненно дальнейшей трагической судьбе, голове моментально вернула непоследовательную и взбалмошную девицу, которой по мнению мадам Жюли и еще половины городских кумушек я и являюсь, к действительности: — Ведь есть же новомодный папенькин электрический звонок? Стучать-то зачем?

Не успела я ощутить всю сумбурность этой мысли, как на порог гостиной в сопровождении отца буквально впорхнула тётушка.

Она была… пухлой. Не зря ее прозвали Толстушкой Хильдой. Этакий широко улыбающийся светловолосый шарик на ножках, до самых глаз закутанный в ослепительно-белый плащ, причем на голове у нее тоже оказалась намотана тряпка цвета первого снега. Учитывая, что пыли у нас на улицах больше, чем золота в казне гномьих королей, вещицы явно были защищены магией. Рост воительницы-берсерка был невелик, мне бы она достала в лучшем случае до груди. Если бы шлем надела. С гребнем. Лицо правильное и довольно миниатюрное, вот только черное… не как у темных эльфов, конечно, но даже папочка, считающий кузнечную копоть лучшей маской для лица, выглядел на ее фоне почти что бледным.

— Ой, а худючаяяяя… — были ее первые слова, после чего гномка скинула с себя на протянутые руки отца свое странное одеяние, заставив меня пораженно открыть рот. Вместо платья… кофты… да любой нормальной одежды подгорная жительница носила металлический панцирь, обильно изукрашенный рунами. По бокам брони были в специальных захватах пристегнуто по топору. А из-за плеч выглядывало по прикладу чего-то явно огнестрельного и, зная любовь подгорного народа к большим стволам, крупнокалиберного. Теперь гостья уже не выглядела толстой. Ну, может быть чуть-чуть более чем просто упитанной. Но сказать ей это явно осмелился бы разве что горный тролль. Пьяный до полной потери привязанности к земному существованию.

— Какая есть, — с трудом смогла ответить я. — Здравствуйте.

— И тебе не хворать, — компаньонка-телохранитель присела на свободное место за столом и, немного подумав, закинула ногу на ногу. Раздался приглушенный лязг. Очевидно, под ниспадающим до пола платьем тоже таилось нечто, способное шокировать любого ловеласа, посмешвгео забраться почтенной гномке под юбку.

— Так-с, чем нас сегодня кормят? Не поверишь, но пять лет службы в знойном Залистане, где мяса и молока вообще не едят, сделали меня ярой патриоткой и идейным противником вегетарианства.

Кажется она начинает мне нравится.

— Дорогая… поверь, мне тоже хочется выйти и поубивать всех этих сволочей. — доверительное низкое контральто тётушки, вернуло меня из воздушных, наполненных кровью и кусками мяса размышлений о бренности всего сущего.

— Ну что вы! — Моему честному взгляду в этот момент позавидовал бы любой находящийся в суде убийца. Думаю, обладай он такими же густыми и длинными ресницами и невинным выражением глаз, которое так выручало меня в бытность ученицей «Наикуртуазнейшего пансиона для истинных леди мадам Жюли», то его моментально бы отпустили, сняв предварительно все обвинения и даже извинившись. — Я всего лишь немного отвлеклась! Эта духота и пыль так выматывает. — после этой фразы я еще и отработала веером на твердую пятерку, изобразив умирающую барышню на последнем издыхании, не забыв при этом одновременно поправить неудобно впившуюся мне в бок Амели.