Goblin Cat KC - Клятвопреступник

— Обычно у виверн не бывает компании, когда они сбрасывают кожу, — негромко объяснил он. — Я едва тебя вижу. И ты слишком близко…

— Хочешь, чтобы я ушел? — спросил Гарри.

Драко покачал головой.

— Тогда… я сяду возле дальней стены?

Кивнув, слизеринец отпустил его и подождал, пока послышится плеск воды у стены, где устроился гриффиндорец. Только тогда он немного расслабился, задышал спокойнее и отругал себя за панику. Придерживаясь рукой за стену, он отполз в противоположный угол и опустился глубже в воду.

— Почему ты терпишь меня? — спросил он. — Почему пошел сюда за мной? И не говори, что тебя послал Дамблдор.

— Я пошел, потому что сам хотел, — отозвался Гарри. — Хотел помочь тебе.

— Почему? — требовательно спросил Драко. — Ты же не святой. Я никогда тебе не нравился. Даже ам… — он едва успел зажать себе рот, случайно оцарапав когтем новую кожу. Поттер ни в коем случае не должен узнать про амулет. — Даже то, что я готовлю для вас зелья, еще не повод.

— Ты прав, — ответил Гарри. — Сначала ты мне не нравился. Ты вечно задирал меня и моих друзей, и не менялся. Думаю, ты не называешь никого грязнокровкой только потому, что боишься, как бы я тебя не ударил.

Драко лишь склонил голову. Так оно и было.

Гарри продолжал говорить, и его голос зазвучал задумчиво.

— Я не знаю точно, когда начал относиться к тебе иначе. Мне не было тебя жаль, когда ты был совсем один. И каждый раз, когда ты вел себя со мной достойно, ты давал понять, что хочешь чего‑то взамен. Но… потом ты вдруг перестал злобствовать, — он усмехнулся. — Ты даже стал вежливым. Ты показал мне замечательные вещи и никогда мне не лгал. Однажды я вдруг понял, что ты один из немногих людей, кто никогда мне не лжет.

Не сдержавшись, Драко сжал амулет в ладони, словно стараясь спрятать его. В темноте это выглядело так, будто он старается согреться.

— Думаю, это случилось в ту ночь, когда на нас напали, — сказал Гарри, словно размышляя вслух. — Все хотели тебя убить, и я… я вдруг увидел, как ты напуган. Мне захотелось защитить тебя, — он вздохнул и опустил взгляд. — А в итоге это ты защитил меня.

Драко ничего не сказал.

— Знаешь, когда я потом в вашей спальне ждал, пока ты проснешься, то не думал о драке или о том, что нам теперь делать. Я смотрел, как ты спишь, и мог думать только о том, как ты выглядел, когда разделывал дракона.

— Я выглядел просто жутко, — запротестовал Драко.

— Ты тогда с головы до ног перемазался в крови и так стеснялся этого, что даже не замечал, что пачкаешься еще больше, когда случайно касаешься лица или волос. А потом ты спас мне жизнь…

— Ты же не умирал, — возразил Драко.

— Нет, но когда случаются приступы, это больно, — ответил Гарри. — Когда ты наклонился ко мне, я почувствовал себя в безопасности. Не знаю, почему. Это кажется нелепым, потому что ты… ну…

— Потому что я невообразимый трус? — хмыкнул Драко. — Можешь сказать вслух, это вовсе не секрет.

— Но ты не трус, — возразил Гарри. — Признаюсь, сначала я тоже так думал, но потом ты позволил Дамблдору рассказать всем, что ты темный маг и…

— Это вовсе не было проявлением храбрости. Все время, пока он говорил, я был в ужасе.

Тогда он едва не убежал из зала, наплевав на последствия.

— Храбрость — это вовсе не отсутствие страха, — словно повторяя за кем‑то, ответил Гарри. — Быть храбрым — значит делать то, что нужно, даже если тебе страшно.

С этим Драко легко мог согласиться, но вот «делать то, что нужно» в его случае означало, что он сбежит и спрячется, предоставив кому‑нибудь другому сражаться вместо него. Он не думал, что его позиция когда‑нибудь изменится, и невесело усмехнулся.

— Значит, ты любишь меня потому, что я безнадежный трус, — пробормотал он.

И замер, осознав, что именно сказал. В комнате наступила тишина. Драко боялся пошевелиться. Он не был уверен, чего именно боится, просто боялся.

— Да, — прошептал Гарри, словно только сейчас понял это. — Думаю, люблю.

Драко не мог видеть его ясно, но ему показалось, что гриффиндорец поднял голову и посмотрел прямо на него.

— Драко, я бы не стал сидеть в горяченной воде и изображать из себя живой матрас ни для кого другого. Но для тебя я могу делать это вечно, — он приглашающе протянул руку: — Ты знаешь, что я не причиню тебе зла.

Чепуха. Все эти разговоры — самая настоящая чепуха. Ничего подобного он не знает. Гарри сам сказал, что ударит его, если он назовет кого‑нибудь грязнокровкой. И потом, Мальчик–Который–Выжил просто обязан спасать всех страждущих, разве нет? Видимо, даже темных магов. И неважно, что для темных магов, особенно для Малфоев, никто никогда не делал ничего подобного. Прикусив губу, Драко плотнее запахнул мантию и вдруг вспомнил, что это мантия Гарри.

— У меня кожа отслаивается, — прошептал он. — Это отвратительно. Вряд ли тебе понравится.

— Неужели тебе в самом деле хочется сидеть одному, слепому, в углу?

Конечно нет. И какой смысл иметь Гарри рядом, если Драко не может извлечь из этого никакой выгоды?

Осторожно, робко он опустился в воду, подполз к гриффиндорцу и забрался к нему на колени. Теплые руки Гарри обняли его, и Драко поморщился, ощутив, как словно бумага сморщилась отслаивающаяся кожа. Он с ужасом услышал собственное шипение, но Гарри или не обратил на него внимания, или оно его не волновало. Он просто держал Драко, помогая снять напряжение со спины и давая опору, чтобы тому не пришлось лежать на животе, как животному. Через несколько минут Драко смог расслабиться, не без помощи Гарри, который гладил его по голове — единственной части его тела, которая не будет линять.

— Что это, у тебя на шее? — вдруг спросил Гарри. — Зелье?

— Амулет на удачу, — солгал Драко, как никогда отчетливо ощущая на груди вес маленького виала. Поначалу он так жаждал создать этот амулет. Теперь же боялся его уничтожить.

Несколько следующих дней Драко и Гарри провели в добровольном заточении, спрятавшись в полузатопленной старой душевой от мира и от войны. Каждый день Драко сбрасывал немного старой кожи и перебирался из кабинки в кабинку, стыдясь плавающих в воде лоскутов. Гарри послушно следовал за ним, но не мог его нести — новая кожа была слишком чувствительной и отзывалась болью на малейшее прикосновение. Драко утешал себя тем, что, по крайней мере, гриффиндорец был мягким и к нему можно было прислониться. После особенно болезненного маневра, когда Драко с большим трудом удалось не коснуться свежеполинявшим хвостом каменного пола, он с облегчением устроился на коленях у Гарри и наотрез отказался шевелиться.

— Как часто ты превращаешься? — спросил Гарри.

Задремавший было Драко приоткрыл один глаз и подтянулся чуть выше. Теперь он не возражал против вопросов. По крайней мере они могли поговорить о чем‑то кроме войны, о которой совсем не хотелось вспоминать.