Ник Перумов - тема: Псы любви

— Как дела? — Тил задал сирене уже ставший привычным вопрос.

Она, как всегда, не ответила, лишь плеснула хвостом, а потом запела.

Песнь — чистая, словно холодное течение, гремящая, как надвигающийся девятый вал, прекрасная, будто черный жемчуг, тихая, словно морская гладь, зеркалом застывшая во время штиля, завораживающая и манящая, как истории старых рыбаков. В пении сирены сплелось веретено моря, нить неба и плач заходящего солнца. Она всегда пела одну и ту же песню, но Тилу никогда не надоедало слушать.

Время пронеслось незаметно, солнце скрылось в море, закат лениво растекся по фиолетовому небу, и сирена, взметнув на прощание фонтан брызг, скрылась в потемневшей воде. Так всегда происходило — она появлялась в тот момент, когда солнце касалось воды, и уплывала, стоило ему скрыться за морем. Слишком длинный и слишком короткий миг отводило им время для песни. Тил не знал, для чего почти каждый вечер он приходил сюда, не знал, почему спасшая его сирена поет песню… Просто… так было надо, что ли? Ни он, ни она не решались разбить ими самими установленный в течение этих трех лет порядок. Он приходил, ждал, слушал. Она появлялась, пела и уплывала в сердце моря.

Тил поднялся, с удовольствием потянулся, затем снял праздничную рубашку и стал спускаться со скалы. Ему пришлось поднять руки, чтобы не замочить обновку — из-за прилива вода доставала юноше до пояса.

Тил осторожно направлялся к берегу. Каждый раз, когда он шел к Пальцу, какое-то баранье упрямство заставляло его прыгать с камня на камень, чтобы не замочить ног. Любой скажет, какой смысл изгаляться и рисковать ногами, если обратно все равно придется идти по пояс в воде?! Не проще ли добраться до Пальца по дну, раз уж рано или поздно предстоит намокнуть? Вне всякого сомнения, проще, но Тил с детства слыл упрямцем и никогда не искал для себя легких путей.

Под ноги то и дело попадались скрытые набежавшей водой камни, и даже несмотря на обувь Тил отбил себе все пальцы и чуть было не выронил из рук рубаху. Выбравшись на берег, он отжал штаны и, так и не надев рубашки, направился обратно в город. Завтра вечером праздник Рыбы, и с утра стоило попытаться упросить мастера Руго отпустить Мийку на танцы…

Основными клиентами Руго были местные рыбаки да моряки с нежданно-негаданно заглянувших в Тихую бухту мелких суденышек. Городок, раскинувшийся на берегу Виноградного моря, был слишком мелким и незначительным, чтобы сюда заглядывали большие корабли. Что им делать в провонявшем рыбой городишке, который любой уважающий себя горожанин обзовет не иначе как деревней?

О названии трактира свидетельствовала вывеска в виде якоря, вырезанного из жести и покрашенного желтой краской за неимением золотой. «Золотой якорь» располагался недалеко от городских пирсов, и в клиентуре мастер Руго недостатка не имел. Всегда найдется славный человечек, желающий пригубить кружечку пахнущего лесным орехом темного пива или заказать бутылочку рому с терпким дразнящим язык вкусом. Звонкая монетка у хозяина трактира водилась, и можно даже сказать, что мастер Руго по меркам рыбачьего городка слыл богатым человеком и преуспевающим трактирщиком. Прекрасный трактир, золотые в запрятанной на черный день кубышке, дочь-красавица, уважение горожан. Не жизнь, а патока!

Ходил, правда, среди кумушек слушок, даже не слушок, а всего лишь его дуновение, что мастер Руго не всегда был рыбаком и трактирщиком. Говаривали, правда тихонечко, что в былые времена мастер Руго держал в руках кривые абордажные сабли и любил пускать капитанов захваченных шхун по доске в последнюю прогулку к Морскому королю. Именно в те веселые времена будто бы Руго и нарыл деньжат для покупки старого трактира, а потом даже взял в услужение еще двоих своих бывших дружков.

А еще говаривали (но это уже совсем тихо), что вдовцом славный добрый Руго стал после того случая, как застал красавицу-жену в объятиях в меру молодого и в меру глупого рыбака. Спустя неделю жена умерла, а рыбак пропал, но если как следует поискать, то на старом кладбище, что возле самого моря, есть и его могилка. А может, никакой могилы и нет. Кто знает? Ведь это всего лишь глупые пустые слухи…

Дверь трактира тихонько скрипнула, и мастер Руго отвлекся от игры в карты, что длилась уже больше часа. Ранним утром в трактире всегда пусто, и оставалось лишь раскладывать «Дракона». Двое старых приятелей-слуг мастера Руго, сидевших за тем же столом, что и трактирщик, обладали не очень располагающей к задушевной беседе внешностью. На Тила они воззрились с нехорошим прищуром голодных котов, увидевших мышку, но, увы, уже давно находящихся на заслуженном отдыхе. Пошипеть могут, но ловить лень.

— Дурачок явился! — тихонько хохотнул один из приятелей.

— Прекрати, Дугач! Не задевай парня! — отрывисто бросил мастер Руго.

Тот заткнулся и уделил пристальное внимание рому в кружке. Может, в былые времена Дугач и ходил на абордаж, но спорить с хозяином — себе дороже, к тому же мастер Руго обладал внушительным ростом, крепкими ручищами и каменной физиономией, не признающей никаких шуток. Подшучивать с угрюмым трактирщиком не смели даже самые пьяные и жадные до расправы клиенты.

— Мастер Руго. — Тил неловко переминался у двери.

Трактирщик скривил губы, но поманил парня ближе к столу.

— Проходи, чего в дверях стоять? Что-то хотел узнать?

— Нет! То есть да! Хотел! Э-э-э…

Дугач нашел заикания Тила очень смешными и прыснул в кружку. Его напарник по игре в карты не произнес ни слова. Он смотрел бледно-голубыми глазами куда-то поверх головы Тила.

— Давай, Тил, говори, зачем пришел, у меня перед праздником дел по горло, — буркнул Руго.

— Я хотел… — Тил набрал в грудь воздуха и выпалил: — Мастер Руго, отпустите Мийку сегодня вечером вместе со мной на танцы!

Трактирщик негромко крякнул, потер свои большие ладони и обменялся быстрым торжествующим взглядом с ухмыляющимся Дугачом. Тил, затаив дыхание, ждал приговора.

— Боюсь, я не могу разрешить такое, Тил, — наконец произнес мастер Руго и с наигранным сожалением покачал головой.

Небеса лопнули и обрушились, похоронив надежду.

— Но… почему? — От горя и разочарования горло юноши разом пересохло, и его слова больше походили на карканье ворона, чем на человеческую речь.

— Ты хороший парень, Тил, — проникновенно сказал Руго. — Но моей дочери не пара. Сожалею.

Никакого сожаления в голосе бывшего моряка не чувствовалось.

— Но я люблю ее! — Последний довод Тила прозвучал особенно жалко и неубедительно.

— Что-то не верится. Говорят, ты водишь дружбу с Холодной кровью, — подал голос Дугач, и на этот раз мастер Руго не стал его прерывать.

— Но это совсем другое! — отчаянно запротестовал Тил.