Павел Марушкин - Земля негодяев

— От этого человека никакой пользы, он слишком туп! — подала вдруг голос Ласса. — Оставь его, Марикс. А ты, Трикобыл, спусти меня на землю.

Пивник облегченно повиновался: девочка весила немного, но руки у него все же затекли.

— Давайте найдем хороший дом и попросимся туда на ночлег, — продолжала Ласса, поеживаясь от холода. — Только, чур, выбирать буду я!

— Почему это ты?! — Мальчик явно не хотел уступать инициативу.

— Потому что я это придумала, братец! — парировала Ласса. — Знаешь что, давай не будем сейчас спорить. Я хочу поскорей очутиться в тепле!

— Ладно… — проворчал Марикс и, обращаясь к очумевшему прохожему, резко приказал: — Забудь, что ты нас видел, быдлянин!

Глаза того разом обессмыслились. Трикобыл хорошо представлял, что сейчас чувствует этот бедняга: пару лет назад Марикс проделал такую штуку с ним самим. Пивник застал мальчика за некоей шалостью… Он был почти уверен, что это так… Но стоило попытаться вспомнить подробности — и память отказывала.

Теперь их маленькую команду вела Ласса. Девочка изрядно продрогла на холодном осеннем ветру — из них троих ее одежки менее всего подходили для здешнего климата. Мимо тянулись покосившиеся дощатые заборы. Дома за ними не внушали доверия — темные, обветшалые, возведенные на скорую руку, словно их обитатели не собирались долго задерживаться в этом богом забытом месте, да вот пришлось… Одна из построек, впрочем, выгодно отличалась от своих товарок. Стены покрывал свежий слой сурика, оконные наличники были побелены, а над крыльцом горел неяркий фонарик, освещая жестяную табличку с аккуратно выведенным номером.

— Сюда! — сказала Ласса и решительно направилась к дверям.

Поезд, звучно громыхая колесами на стыках рельс, летел сквозь сумерки; встречный ветер вышибал слезу, Гаргулов замер возле дверей, держась за поручни. Через пару минут должна была показаться платформа Мглы. Состав наверняка замедлит ход… И Дурко не преминет спрыгнуть, в этом капитан был почти уверен. Некоторые сомнения вызывала скорость. Слишком быстро они мчались, прямо ненормально! Собственно, уже сейчас должны были показаться станционные огни. Сан Саныч прищурился. Клочья дыма из трубы тепловоза мешали рассмотреть — что там, впереди; но вроде бы все те же болота и лес… Однако! Далековато он забрался в пылу погони… Состав меж тем наращивал ход. Капитана начали разбирать сомнения. Они никак не могли проехать мимо платформы, обходных путей здесь не существовало в принципе! Минут через пять Гаргулову надоело таращиться. Уже понятно было — поезд совершенно невероятным образом миновал станцию и теперь мчится сквозь тайгу. «Может, свет вырубился, сразу во всем городке; вот и проскочили… Мало ли что… — попытался убедить себя Сан Саныч. — Еще не так темно, ты бы все равно увидел платформу… Галлюцинациями, вроде, не страдаешь — а, капитан?»

— Хватит! — Гаргулов выругался. — Ясен пень, проглядел я станцию; мы теперь едем к магистрали… Ну Джо, ну, Дурко! Сейчас я тебя точно отпинаю…

Приняв такое решение, Сан Саныч поднялся по дырчатым ступенькам и распахнул дверь тамбура. Внутри царила густая тьма. Впрочем, это длилось недолго — спустя пару секунд сработали таинственные механизмы, лязгнуло, щелкнуло, и в стенах под потолком медленно прозрели четыре тусклых оранжевых глаза — ни дать ни взять, аварийное освещение.

— Ишь ты! Как на субмарине! — удивился капитан, осматриваясь. Тамбур был пуст и непривычно опрятен: ни окурков под ногами, ни исчерканных стен, ни облупившейся краски — только потемневшие от времени металлические поверхности с рядами грубоватых заклепок. «Надо же, прямо бронепоезд какой-то».

В вагон вела раздвижная дверь — раза в полтора шире обычной и без стекол; их тоже заменяли листы металла. Сан Саныч потянул ручку… Да, в таких вагонах ему еще не доводилось бывать! Привычных скамеек не было и в помине, зато имелись откидные сиденья. Большую часть пространства занимали высоченные, под потолок, и совершенно незнакомые механизмы — их ряд тянулся по всей длине вагона. Техника фурычила вовсю: вращались бронзовые шестерни, гудели обмотки, в застекленных окошках без устали сновали рубчатые поршни. Сумрачное пространство то и дело озаряли каскады синих искр; по вагону раз за разом проносились волны быстрого электрического огня, отсветы мерцали в антрацитовой полировке сидений… Запах озона щекотал ноздри. Парочка слабых оранжевых огоньков «аварийного освещения» над дальней дверью чуть заметно помаргивала. Гаргулов шагнул внутрь. Волосы на голове зашевелились, вставая дыбом; еще один шаг — и ладонь больно ужалил статический разряд. Капитан шарахнулся к окну.

— Твою мать, заземлить не могли, суки, к-кулибины, растудыть вашу!

Каждый шаг теперь сопровождался легким потрескиванием, волосы норовили подняться дыбом. Этот вагон был пуст, но в следующем Сан Саныч от самых дверей заприметил пару неподвижных фигур в одинаковых черных дождевиках, сидевших друг напротив друга.

— Эй, мужики, здоро… — Слова приветствия застряли у капитана в горле, стоило ему разглядеть пассажиров.

То, что обе физиономии были синюшно-бледные, да еще в крупных, с монету, родимых пятнах, не беда: за службу свою капитану довелось насмотреться и не такого. Но вот лиц вдвое длиннее обычного, да еще с острыми, словно морковки, носами и ушами по меньшей мере вчетверо больше нормального ему еще не встречалось! Голова стала вдруг пустой и звонкой, словно кастрюля. Маленькая нелепая мыслишка: «Маски, что ли, напялили?» — металась в ней от стенки к стенке, а больше ничего там и не имелось…

Один из пассажиров приподнял веки. Глазки у него были нехорошие: словно две черных дырки, вдобавок посаженные чересчур близко. Окинув капитана безразличным взором, уродец зевнул, обнажив длинные лошадиные зубы, и вновь впал в прострацию. Гаргулов еще какое-то время таращился на странную парочку, потом бочком-бочком миновал их и двинулся дальше, пытаясь собрать воедино разлетающиеся осколки реальности. «Больные, прокаженные какие-то… А поезд — специализированный, медицинский… Да нет, чушь все это, чушь…»

Следующий вагон встретил капитана сильным и неприятным запахом. Источником его была куча бесформенного тряпья на сиденье. «Бомж», — решил Сан Саныч. «Скотина, воняет-то как!» — Гаргулов без церемоний тряхнул пассажира:

— Эй, любезный! Ну-ка, подъем!

Тряпье зашевелилось… Гаргулов быстро отдернул руку. Волна искр в очередной раз прокатилась по вагону, и капитан углядел среди темных лохмотьев матовый блеск чешуи. Что-то двигалось там, в этих тряпках, которые на самом деле были чем угодно, но только не тряпками; что-то большое и упругое неторопливо разворачивало бесчисленные петли гибкого тела… Шорох был еле слышен, но от этого звука шерсть встала бы дыбом на загривке любого примата — неважно, провел ли он свою жизнь под кроной тропического леса или закончил с отличием милицейскую академию… Стараясь не делать резких движений, Гаргулов отступил назад. Зловещее шуршание гипнотизировало. Темная масса на сиденье меняла форму, пухла, разворачивалась, поднималась все выше и выше… Трусом Сан Саныч не был: за годы службы довелось ему повидать и холодный блеск финки в татуированных лапах, и сквознячком в душу веяло от автоматного зрачка, в общем, чем только не радовала жизнь, особенно в веселые девяностые. Ситуации, повергавшие в панику многих его коллег, оставляли Гаргулова абсолютно спокойным; лишь в груди словно бы намерзал ледяной комок — и долго потом не спешил оттаять. Нечто подобное испытывал капитан и теперь, пятясь по проходу. Перед внутренним взором Сан Саныча маячил тяжеленький, надежный «Макаров» — сейчас, увы, бесконечно далекий… Наконец, ладонь нащупала ручку. С несказанным облегчением Гаргулов выскользнул из вагона, захлопнул дверь и прижался к ней спиной… В тамбуре он был не один. Неуловимый Джо сидел на корточках, зажав в зубах сигарету и совершенно не собираясь куда-то удирать. Вид у него был под стать Гаргулову — слегка обалделый.