Елена Самойлова - В проклятых землях

Моя мать, великая жрица Богини Смерти, носящая на своей груди знак благодати — небольшой след, похожий на цветок с шестью острыми, как шипы, лепестками, стареет слишком быстро. По моим ощущениям — почти как недолговечные, непостоянные люди, чей жизненный срок заканчивается в пределах одного столетия. Ее лицо уже отметили морщины, все чаще она предпочитает совершать моления и обряды, не выходя из спальни. И пусть недавно она сумела родить здорового второго ребенка, чтобы обеспечить продолжение нашего рода, на мой взгляд, ее жизнь сокращается непозволительно быстро для сидхе. А все потому, что слишком часто она прибегает к использованию подаренной Богиней силы, но тут не ее вина, а жрецов-исследователей, которым постоянно требуется достать что-нибудь из хранилища.

Мать надеется, что после ее смерти я взойду на священный алтарь нашей Богини, умру ради нее — и воскресну, приняв в свое сердце божественный дар-проклятие. И никто, разумеется, не спросил меня, а хочу ли я этого. Впрочем, если я сумею стать Танцующей, если не сломаюсь во время обучения и все-таки получу в дар от Айера Криаса именные квэли — вот тогда у меня есть шанс. Возможность отвертеться от «великой чести» и прожить несколько дольше.

Впрочем, нельзя сказать, что Танцующие живут дольше жриц-хранителей. Их гвардия защищает сидхийского Владыку и его двор, патрулирует нижние, ставшие небезопасными уровни Столицы, идет в бой по приказу и погибает без сожалений и страха.

Я хочу так же.

Чтобы моя жизнь зависела исключительно от моего умения выжить, сражаться, а не от того, сколько раз Хранители Запретов пошлют меня доставать из смертоносных кристаллов древние предметы. Лучше я погибну, защищая честь и жизнь императорского двора, или же в бою на одном из нижних уровней Столицы, чем буду медленно угасать от преждевременной старости и немощи, ловя сочувственные взгляды родственников и друзей, со стороны наблюдающих за тем, как я превращаюсь в старуху за какие-то двести лет.

Но пока я не Танцующая, я вынуждена проходить через весьма неприятные, а зачастую болезненные обряды, которые подготавливают мое тело к принятию семени Богини Смерти. Раньше, когда эти обряды еще не проводились, Богиня Смерть отвергала жриц в половине случаев, и тогда тело, неспособное принять божественный дар, старело и иссыхало на глазах. Если я не хочу повторить их судьбу, то придется вверять себя в руки Хранителей Запретов раз в два месяца, засыпать под их заклинаниями — и просыпаться каждый раз обессиленной и без возможности двигаться.

Когда я очнулась в первый раз и осознала, что не могу пошевелиться, я испугалась до обморока, но с каждым новым обрядом паралич длился все меньше и меньше, я понемногу привыкла, ободренная тем, что страдать таким образом мне придется всего два или три года, после чего я смогу поступить в Ar'Quilen и, если повезет, стать Танцующей.

— Алессьер, как ты себя чувствуешь? — Я повернула голову на голос и увидела одного из Хранителей Запретов, облаченного в традиционную для жрецов белоснежную тунику до колен с синим узором-веточкой у левого плеча и белые штаны. В правой руке у сидхе было самопишущее перо, в левой — небольшие листы пергамента на тонкой черной дощечке. Темные глаза смотрели на меня внимательно и серьезно, и именно из-за этого взгляда жрец казался старше своего возраста, хотя на деле он лишь недавно отпраздновал совершеннолетие.

— Уже лучше. — Я почти смогла улыбнуться, чувствуя некоторую неловкость перед симпатичным юношей.

— Можешь пошевелить ногой или рукой?

— Не знаю. — Я попыталась подвигать ступнями, но не вышло, зато ладонь сжалась в кулак без особых усилий. — Только рукой.

— Правой или обеими? — Сидхе что-то отметил на листе бумаги, самопишущее перо замерло, словно ожидая моего ответа.

— Обеими, — отозвалась я, медленно приподнимая левую руку над тонким белым одеялом.

— Очень хорошо. — Хранитель Запретов убрал перо в небольшой кармашек сбоку дощечки и вежливо улыбнулся. — Если восстановление двигательных функций будет проходить с нынешней скоростью, завтра вечером ты сможешь вернуться домой. Ты молодец, девочка. Наш Дом гордится тобой.

— Спасибо…

Жрец уже повернулся, чтобы уйти, но я дернулась, пытаясь удержать его и задать еще один вопрос… И внезапно ожившая рука метнулась с такой скоростью, что мне почудилось, будто бы она пропала, а в следующее мгновение уже крепко ухватила Хранителя за тунику. Он замер, посмотрел на меня и медленно, словно боясь, что я вцеплюсь ему в горло, вытянул белоснежный шелк из сжавшихся пальцев.

— Алессьер, тебе не стоит перенапрягаться. — Он осторожно переместил мою руку обратно так, что она безвольно легла поверх одеяла. — Ты хотела что-то спросить?

— Да. Скажите, долго ли еще мне проходить эти… обряды?

— Мне сложно судить. Но полагаю, что через полгода, если ты будешь соблюдать все предписания старшего Хранителя и исправно делать все что положено, завершится подготовка твоего тела к возможному принятию семени Богини Смерти.

— И я смогу поступить в Ar'Quilen?

— Право выбора твоего образования находится у твоих родителей и главы Дома, но, поскольку ты проявила редкостное упорство в желании служить нашему высочайшему Владыке, полагаю, твое мнение будет учтено. Служить Богине — великая честь, но честь не меньшая — это служение императорскому двору. У тебя есть сестра, которая сможет заменить жрицу, когда придет время, значит, твое желание может быть исполнено. Добрых снов, Алессьер. Я навещу тебя утром.

Он вышел из комнаты, и, как только за его спиной с тихим шипением задвинулась зачарованная дверь, свет белых кристаллов под потолком стал гаснуть, пока не спустились густые сумерки.

Завтра вечером я смогу вернуться домой. Увижу мать и ее второго мужа — первый не вынес принятия женой благословения Богини и предпочел покинуть Дом Хранителей, вернувшись в императорскую гвардию, — и они опять начнут твердить о том, что я не имею права отказываться от чести благословения и перекладывать эту тяжкую ношу на сестру. Особенно будет настаивать отчим — ведь это его родной ребенок, а он всегда дороже, чем приемный.

Но я рискну вызвать его ненависть, если таковой будет цена за освобождение от быстрой старости. Все равно это будет меньшим из зол…

Любите ли вы запах пожара по утрам? Аромат подгорелого мяса с тонкими оттенками пролитой крови, угарного газа и еще какой-то химии? По мне, так ужасающая вонь. Одна радость — сломанный нос напрочь отбил обоняние. Надсадно болели разбитые губы, каждый вздох давался с трудом — судя по всему, сломана пара-тройка ребер. О мелочах вроде раскалывающейся от боли головы я и не говорю.