Наталья Бульба - Вторжение

И после этих слов я сочла за лучшее сделать вид, что ничего не слышала. Просто потому, что мне было одновременно и радостно и грустно. Мне не было жаль дракона. И пусть сочувствие – это не то слово, что применимо к отпрыскам крылатого племени, но сама ситуация была мне неприятна. Так что я постаралась задержаться подольше, давая им возможность не только договорить, но и успокоиться.

Хотя последнее Закираля точно не касалось – его выдержка казалась мне несокрушимой.

Я вышла из комнаты, когда в нее заглянул Элизар. Открыв дверь, он улыбнулся, заметив, что я стою в паре шагов от порога, мысленно прикидывая, уже пора расставаться со своим уединением или стоит еще подождать.

– Можем идти. Буря прошла мимо. – В его глазах плясали довольные искорки: его отношение к дракону было лишено почтительности.

– Как ты догадался?

У меня был вариант ответа на свой вопрос, но мне не очень хотелось получить подтверждение того, что я права.

– Ты постоянно забываешь, что среди нас эльфы. Алраэль посоветовал мне тебя поторопить, предполагая, что сама ты предпочтешь задержаться здесь. – И, продолжая добродушно улыбаться, добавил: – Ты на Тамираса внимания не обращай. Он уже давно принял и Закираля, и ваши с ним отношения. Но не может же он отступить, не продемонстрировав всем, что сделал все, что мог.

Как бы мне ни хотелось согласиться с его точкой зрения, но я знала, что все не совсем так, как говорил граф. И если моего мужа дракон действительно уже считал родичем, то видеть меня рядом с ним ему было больно. Но объяснять это Элизару я не собиралась. И поэтому, кивнув, вышла вслед за ним – ждали только нас.

Утро и вправду оказалось не столь морозным, как вчерашний вечер. Сменившийся за ночь ветер был приветливым.

Муж оказался рядом со мной быстрее, чем я успела это заметить. И такой стремительности и веющей от него опасности я еще не ощущала, как, впрочем, и вся наша команда, за исключением, естественно, Асии.

На лице сотника вместо спокойствия теперь читалась озабоченность. Давая надежду на то, что теперь-то к предостережениям мужа прислушаются.

Пальцы Закираля, затянутые в перчатки, скользнули по моему телу: меховая шапка, шубка, перевязь, ножны подаренного им оружия…

– Ты должна быть всегда рядом со мной. – Его голос был тих и даже воспринимался бесстрастным. Но было что-то в его интонации, что выдавало его теплоту. Впрочем, моего ответа он и не ждал. – Выходим.

Первым к открывшимся по приказу сотника воротам устремился Дер’Ксант с воинами Веркальяра. И глядя на то, как смотрят стражники крепости вслед эльфам, я сама не могла не ощутить той, похожей на чародейство слаженности, что отличала их движения.

Радмир, взглянув в нашу сторону и встретившись взглядом с Закиралем, двинулся следом за Тамирасом и Элизаром.

И я уже готовилась сделать шаг, когда услышала из уст мужа то, что, наверное, слышать не хотела.

– Им не выстоять. – Он говорил безучастно, но я чувствовала, как за его щитами бушует шквал эмоций: восхищение, сожаление, жажда боя и… желание не быть здесь.

Ему было больно. За тех, кто раньше был чужд ему по его природе, кто не был для него существом, достойным сожаления, кто не был для него достоин воинского уважения.

Возможно, благодаря мне, моему брату, тем, кто готов был отдать свои жизни за нас, этот мир становился ему дорог.

– Они знают об этом, – тихо прошептала я, совершенно уверенная, что он меня услышит.

– Я знаю, – также только одними губами ответил он, не оборачиваясь в мою сторону. – Я вижу это и чувствую. Но ни один из них не сожалеет о том, что случится. Ни один не допускает мысли, что он может уйти, оставив других умирать за себя.

– Это их земля. Это их дочери, жены, сестры. Они не могут по-другому.

Сотник крепости оглянулся в нашу сторону, словно ощутив, о чем мы говорим. И на его лице было такое всепоглощающее спокойствие, что мое сердце пропустило удар: они действительно знали. И они не собирались отступать ни на шаг, даже видя по Закиралю и Асии, кто будет их противником.

И это было… мне трудно назвать то чувство, которое я испытывала, потому что все сводилось к двум картинкам, которые лучше всего могли описать мое состояние.

И если в первой был тот миг, когда я, сидя на совещании у директора и получив веселый смайлик с подписью «Радмир», испытала странное смятение, толкающее меня к тому, чтобы отключить телефон и не идти на встречу с братом. То во второй я снова и снова повторяла свою просьбу: «Сними это», и Закираль, увидев решимость в моих глазах, открывал мне свое лицо. Связав нас такой нитью, что разорвать ее стало уже невозможно.

И это могло означать лишь одно: мне предстоит идти вперед.

Айлас

Я никогда не любил Вилдора – я был готов ему поклоняться. Если бы он позволил мне это сделать.

Но он этого не позволял. Ни тогда, когда нас связала детская дружба, ни потом, когда она переросла в нечто большее – соперничество. Но не друг с другом, хотя каждый из нас мало в чем уступал другому, а со всеми остальными послушниками воинской школы, в которую нас отправили отцы.

Он не терпел поклонения ни во взгляде, ни в словах, ни в мыслях.

Как бы много времени ни прошло, но я до сих пор очень хорошо помню тот день, когда увидел его впервые. На нем был такой же как на всех остальных мальчиках костюм цвета темного серебра. И лишь кинжал на поясе показывал каждому, кто собрался в большом церемониальном зале школы, что его владелец принадлежит к правящей ветви. Его волосы были зачесаны назад и уложены по последней моде – в тщательно выверенном беспорядке. Его взгляд с глубоким, почему-то ранящим равнодушием прошелся по будущим соученикам и неожиданно остановился на мне.

Это длилось всего лишь короткое мгновение. Но даже его мне хватило, чтобы понять – я сделаю все, чтобы служить ему. И мне трудно передать то чувство отчаяния, испытанное мною, когда рядом с ним и его отцом остановились еще двое, одним из которых был Сэнар.

Я не мог гордиться такой родословной, как будущий талтар второй по значимости ветви Дарианы, но я был готов сделать все возможное и невозможное, чтобы когда-нибудь встать рядом с Вилдором.

Моя надежда сбылась раньше, чем я даже мог надеяться. По окончании первого года послушничества, слившегося в череду боли, усталости и преодоления самого себя, среди имен трех лучших учеников прозвучало и мое. И меня не огорчило даже то, что кроме моего имени и того, кто вызывал у меня единственное желание – склониться в благоговении, звучало и имя моего соперника, которым я посчитал Сэнара.

К середине второго года мы практически не разлучались. Вилдор всегда был склонен к проказам, и мне приходилось, осознавая, что каждая из них может плохо закончиться, но не для самого зачинщика, а для нас с Сэнаром, тщательно продумывать выход из каждой такой ситуации.