Сергей Дорош - Светлая сторона Луны (трилогия)

Я встал, подняв обе половинки за волосы. Вот опять мне придется давать представление, зажечь публику, вселить в нее уверенность, боевой дух, повести за собой. В последнее время вся моя жизнь — сплошное представление. Может, символично, что последним моим наставником стал Шут, лицедей — так, кажется, называл его Безумный Кузнец. А может, не так. Суть от этого не меняется.

За дверью меня ждал Агни с десятком своих людей. Почетная охрана знамени, за которым плутонцы пойдут на смерть. Да, пока я всего лишь знамя, но без меня братству не обойтись. Пока я веду их, они верят в судьбу, в то, что им предначертано последовать за Хансером. И пока пусть будет так. Мой выход.

Грот действительно был огромен. Здесь собрались тысячи, десятки тысяч плутонцев. Братство детей Хансера, банды Города, голытьба, еще не отвоевавшая себе место под солнцем и скитающаяся по подворотням. Особняком держались мои вожаки из Диких земель, я их сразу заметил. А вдоль стен редкой цепочкой — люди корпуса Таинств. Их задача — сделать так, чтобы мое слово услышал каждый. Но даже все вместе они не смогут сделать так, чтобы слова эти зажгли души. Это могу только я.

У одной из стен — каменный помост, естественный выступ на полу. Его лишь чуть-чуть обработали в свое время. Алтарь, на алтаре две сабли с потертыми рукоятями.

— Добро пожаловать на подмостки, — шепнул мне Шут.

Он стоял у самого алтаря, слева. Справа, опираясь на свой шест, застыл немым изваянием Грешник. Агни с отборными бойцами стали полукругом за моей спиной. Я окинул взглядом собравшихся плутонцев. Море голов, море глаз, а в них — совершенно разные выражения. Страх, недовольство, раздражение, непонимание. Нет, не море — болото. И мне это болото всколыхнуть? Превратить в единый поток, который сметет стены, укрепляемые веками. «Не справлюсь», — кольнула мысль, но тут же была отброшена. Я — дайх! Я сам определяю свою судьбу и судьбы тех, кто идет за мной. И они все пойдут за мной. Я — Миракл, сын Хансера, кровь непокорившегося.

— Я — Миракл, сын Хансера. — Мой голос перекрыл стоявший в гроте гул, заставил его утихнуть. — Вам знакомо это оружие?! — Я указал на сабли. Толпа ответила утвердительным гулом. — Некоторые из вас пытались взять его, но оно жгло ваши ладони, потому что после смерти Хансера только человек его крови мог прикоснуться к его саблям. Это оружие носил тот, кто сам прокладывал свою дорогу, кто рискнул бросить вызов всему Миру высших и победить его.

Теперь тишина в гроте позволила бы отследить по звуку полет комара, услышать шаг кошки, тишина, рожденная криком. Блеск глаз, рожденный символами, старыми, замшелыми символами. Я сделал шаг к алтарю и взял сабли. По телу потекло приятное тепло. Рукояти удобно устроились в ладонях. На какой-то миг я ощутил радость. На какой-то миг мне показалось, что это — мое, созданное для меня, нашедшее меня. А потом я поднял руки вверх, сложил сабли вместе, взяв за концы двумя руками. Мои мышцы напряглись. Грот замер. Никто не понимал, что сейчас творится. Я полностью завладел их вниманием, как танцующая змея. Сталь была прочна, и тогда я шагнул на грань Мира Видений. Я вновь ощутил свою Сферу. После недавнего боя ее стенки стали словно бы толще и темнее, и Сфера охватила оружие, и сталь сдалась перед натиском плоти. По гроту пронесся звон, а следом — изумленный вздох. Обломки плутонской святыни полетели под ноги, я наступил на них.

— Хватит старых символов! — крикнул я с яростью. — Сталь слаба перед плотью! Плоть подчиняется духу! Хозяин этого оружия вырвался сам! Он ушел в мир, который считал его грязью! Мы не пойдем за ним! Нам этого не надо! Мы — плутонцы, мы возьмем этот мир для себя! Мы режем друг друга на их потребу! Мы деремся, чтобы самого сильного соизволили забрать отсюда и посадить на цепь! Приковать к алтарю! Нам не нужно их доменовских войн! Нам не нужно, чтобы из нас выращивали бойцовых псов! Нам надоело убивать друг друга, и пусть на Луне дрожат, потому что мы придем убивать их! В Войну Планет им оказался не по зубам Плутон! Все они, сильные, могучие, высшие в черт-те каком поколении, бежали или были закопаны в каменистую плутонскую землю.

Меня слушали, меня слушали раскрыв рты. Мои слова шли в сердца. Только что я уничтожил их святыню. Только что я опустошил их души, но тут же влил в освободившийся сосуд свою ярость, свою жажду сломать Мир, свою ненависть к создавшим для нас клетку, к тем, кто расписал нашу жизнь за нас, когда мы были еще малыми детьми. Мои проклятия резонировали в их душах. Я чувствовал тот мощный гул, который сотрясал Мир Видений. Так бывает, когда много душ горят одним и тем же огнем.

— Я лучше умру, сражаясь, чем и дальше буду так жить, смирившись. — Теперь я почти шептал, но меня слышали все. — Мне надоело прятаться под землей, чтобы о моем недовольстве не узнали люди, возомнившие себя богами. Хватит! Пусть знают, Плутон недоволен! Нет! Плутон в ярости! Плутон готов смести тех, кто возомнил себя его хозяевами! Вы боитесь их бессмертия?! А я — нет! Потому что я видел лицо нашего главного врага. А сейчас я покажу его вам.

За волосы я поднял две половинки головы. Нарисованные мной знаки замерцали кровавыми отблесками, и части вновь стали целыми, глаза открылись. Я не жалел сил. Конечно, придется за это расплачиваться, но это потом, когда Конклав станет историей либо историей стану я. И вновь по толпе пробежал изумленный вздох. То, что я проделал, было не очень сложно, будь здесь все части тела. А вот оживить только голову — такое по силам не каждому шаману , не говоря уже о прочих. Но в этом была одна важная для меня особенность — мертвые не умели лгать. Они либо говорят правду, либо молчат. Чтобы лгать, надо быть человеком в полной мере.

— Кто ты, отвечай, — приказал я.

— Я — Санахт, третий в Конклаве Плутона, — монотонным голосом пробормотала голова.

— Зачем ты пришел в катакомбы?

— Конклав был обеспокоен тем, что делает Миракл и его союзники. Я пришел убить Миракла.

— Почему ты не сделал того, что задумал?

— Потому что Миракл победил меня, а потом убил.

И взметнулись десятки тысяч рук с оружием, десятки тысяч глоток сотрясли криком стены катакомб, заставляя их дрожать. Я видел Хантера и Стоуна, потрясавших топорами в первых рядах. От ярости, исказившей их лица, когда я убил сабли Хансера, не осталось и следа. Где-то у стены я различил мать. Не мог видеть, но знал: она сейчас улыбается. В первом же ряду Пантера в окружении своих амазонок вопила от радости за меня. Я видел блеск ее глаз. И не было уже болота, был водный поток, еле-еле сдерживаемый дамбой. И тогда я бросил им голову. Она взлетела по крутой дуге, плутонцы подпрыгивали, надеясь достать ее. Но когда страшный снаряд был на пике дуги, я резко сорвал с пояса топор и метнул его. Верное оружие раскололо голову пополам — второй раз за сегодняшний день. Короткий магический импульс — и мое оружие бумерангом полетело обратно, вновь разрубая голову Санахта. Четыре куска мертвой плоти упали на толпу в тот момент, когда я поймал свой топор и вскинул его над головой.