Лея Любомирская - Живые и прочие

— Так возьмете? — нарушает ход мыслей торгашка.

— Не-а, — цедит специалист и рывком поднимается на ноги.

Бабища шарахается, чуть не опрокинув тележку; налетает на усатого. Тот отшатывается — и пошло-поехало. В вагоне небольшое столпотворение.

И — легкая паника.

Специалист шагает сквозь толпу. Ледоколом.

Народ старается держаться подальше. Отпрянуть! Убраться с дороги! Оттоптанные ноги не в счет. Тишина. Тяжелая. Давящая. Ни одного матерка. Прерывистое дыхание, вытянутые лица, потупленные взоры…

— Здрасте! — Специалист, куражась, ломает шапку перед блондинкой. — Как вас по имени-отчеству? Меня Иваном, ежели что. Можно Ваней. А кому и Ванькой. Договоримся!

От избытка чувств блондинка роняет мороженое. На грязном полу белая клякса.

— Обронили-с. — Иван поднимает брикет с налипшим мусором. Разглядывает. — М-да. Некондиция. Ну что вы, в самом деле?! Поедем, как говорится, в нумера. Живу я неподалеку. Сойдем через пару станций. И уж там…

Глаза специалиста блестят шалым огнем.

Девушка бледнеет, размахивается — Иван подается вперед, Иван жаждет пощечины! — но, пересилив себя, девушка отдергивает руку.

— Отчаянная, да?! — орет специалист. — Ну ударь меня, ударь! Дотронься!

Девица закатывает глаза, ей дурно. И вместе с шубкой обвисает на вовремя подставленной лапище. Второй лапищей Иван хватает девицу за приятных размеров грудь. Прижимает к себе. Смачный поцелуй приводит блондинку в сознание.

— Не смей, не смей… — шепчет она. И вырывается, и плачет. И под глазами уже набрякли некрасивые темные круги, и щечки пошли пятнами, а прическа растрепалась.

Здоровенные лбы справа от девицы до хруста тискают пальцы в кулаки. Но молчат, лишь кадыки дергаются от стыда и бессилия. Народ старательно таращится в окна. За окнами замечательный тоскливый пейзаж. Такой можно рассматривать часами.

Снег, снег, обросшие льдом дома, черные пасти туннелей…

— А вот и смею! — вопит специалист. — Мне терять нечего! Плевать я на всех хотел! Что хочу, то и делаю! И если хоть одна зараза вякнет…

Зараз не находится. Ни одной. Люди сосредоточенно изучают тьму за стеклами: поезд въехал в туннель, и серое уныние сменилось унылым мраком.

— Генеральный — сволочь! Технологи — паскуды! Конструктора — хамы! Мастера — бестолочи! — методично перечисляет Иван. Его трясет. — За неоднократное нарушение трудовой дисциплины и техники безопасности… Да я… лучший! Золотые руки! А меня как последнего сопляка…

Поезд выныривает из туннеля, катит по сумрачной равнине. Слышно, как снаружи беснуется ветер.

На очередном полустанке Иван решительно тащит блондинку к дверям, спрыгивает на платформу. Вокруг — ни души. Над хлипким зданием станции качается светящий вполнакала фонарь. У входа, повыше обшарпанных дверей притулился громкоговоритель. Метет. Разбегаются по углам синие тени; тихо-тихо, исподволь, подкрадываются, чтобы окутать всё и вся, сумерки.

В блеклом выстуженном небе, разрывая покров облаков, курсируют фризеры.

Поезд трогается, скрипя полозьями. Девушка рыдает взахлеб, слезы бисеринками застывают на щеках.

звучит неведомо откуда. Девица, заламывая тонкие руки, падает на колени. Иван, не обращая внимания на истерику, волочет девушку за собой, ухватив поперек талии.

Здоровенные лбы в вагоне жмут квадратными паль-11, ами на кнопки телефонов. Остальные не отважились и на это. С каменными лицами наблюдают, как дебошир со своей жертвой гребет по снежной пустыне.

Вдали голубоватыми холодными искрами мерцают огни небольшого поселка.

Дом как дом.

Скорее избушка. Небогатая, но справная. Типовая улучшенка.

На воротах табличка, точь-в-точь повторяющая рисунок нарукавной нашивки: костер солнца в перекрестье ядовито-зеленых стрел. Не метка даже — отметина.

Здесь все дома такие. Здесь известно кто живет. В заводском этом поселке.

Девица беспомощно озирается. Боязно, аж оторочка на капюшоне дыбом. Проникается девица важностью момента — назад дороги нет, путь заказан — и, проникнувшись, беззвучно скулит.

Пропуская скулеж мимо ушей, Иван грубо вталкивает блондинку в прихожую.

В доме тепло. И не просто тепло, а… Девушка пугается до одури.

— Меня Лена, Лена зовут!.. — плачет, стараясь разжалобить. — Меня мама ждет.

Иван думает о своем.

Теперь, после увольнения, выселят? Да ну на! Хрен там выселят — выкусят! А кого горяченьким угостить? Я могу.

— Иди в комнату, — говорит блондинке.

Та не двигается с места. Оттаявшие слезы стекают мокрыми дорожками.

Хозяин скидывает тулуп и в одно движение… Блондинка не верит глазам, трет кулачками, моргает: Иван разжигает печь! Девица едва не лишается рассудка. Кулем сползает на пол; сидит, кутаясь в меха, будто они чем-то могут помочь, защитить.

— Чего расселась? Впервой, что ли? Не видала ни разу? Ну так любуйся!

Специалист подхватывает девушку на руки — легко, уверенно — и несет в комнату, на кровать.

— Ты не думай, — бурчит он. — Без согласия — ни-ни. Нешто я дикарь неотесанный? А вот показать кое-чего… Раз они так, и я в долгу не останусь. Ты, девка, правды не знаешь.

С холода-льда, говорите?

Нате! — Иван крутит дулю мосластыми пальцами. Подавитесь!

С пылу, с жару!

«Весна» брикетированная, ГОСТ 0803–0105! С полной биоразверткой!

Ногти у специалиста обгрызенные, с грязной каемочкой, будто… в земле испачканные. Белки глаз треснули сеточкой кровяных прожилок. В осколках полыхает зарево пожара.

Горит душа…

Пропадай оно пропадом! Ясным, значит, пламенем.

Вся жизнь — во славу державной мощи. После армии — сразу на производство. Компенсация за вредность, подпись о неразглашении и — гордость. Гонор! Косые взгляды? Ха! Знали б вы… А теперь что, моржей доить?! Да неужто он, Иван, для этого столько лет не за так и не за четвертак, а во имя! из идейных соображений, преисполнясь интересами Родины!

— Нет! Нет! — кричит Лена. — Не надо! Я все сделаю! Я согласна! — и раздевается, обнажая белое тело.

А Иван дерет глотку, распаляясь пуще прежнего:

— Родине то есть и представителю ея, генеральному директору оборонного завода, не нужны высококлассные спецы?! Которые собственным гением и этими вот руками создают новейшие системы уничтожения? Которые надежда и опора, оплот и твердыня! Верные сыны отечества!

Без надобности?!

Ах, подите вон? Не-е-ет. На такой, знаете ли, случай имеется в загашнике. В закромах, но не Родины, что высокомерно отказалась, а в личных!

Уж конечно, у него, Ивана, припасено чуток жара.

И ландышей.

И подснежников.

И ласточек парочка имеется.

И вообще!

Печь исправно нагревает помещение. В доме тропики, знойная пустыня.