Ольга Громыко - Верные враги

— Великолепно! — Я волчком раскрутила пустую кружку откинулась на спинку стула. — В дивной же компании оказалась! Колдун-изгнанник, неспособный начаровать ничего путного, чтобы не хлопнуться в обморок…

— Это временно!

— …дракон, улепетывающий от волчишек-переростков…

— Ага, еле тебя догнал!

— …чахоточный недоросль…

Рест хотел возразить, но постыдно раскашлялся.

— …и… — Я глянула на затравленно съежившуюся Вирру, — …ребенок!

Малышка повеселела — единственная из всех.

— И оборотень с отвратительным характером, — закончил Мрак исчерпывающую характеристику нашей команды.

— Она не просто оборотень, — вздохнул Верес, вовремя прихлопывая ладонью доскакавшую до края стола кружку, — всё намного хуже…

— То есть?

— Она женщина, — замогильно пояснил колдун. — А это неизлечимо никакими эликсирами…

Непонятное желание говорить ему гадости переросло в настоятельную потребность.

— Так за что, говоришь, тебя отлучили?

Верес бы и на этот раз отшутился или отругнулся, но болтливый язык Мрака сдал его с потрохами.

— Обвинили в противозаконной некромантии и преступной халатности. Дескать, несколько мертвяков из могил поднял, а обратно загнать не сумел и смылся. А те за ночь человек тридцать порешили. — Дракон правильно оценил мрачное сопение по соседству и поспешно добавил: — Но он был невиновен, честное слово! Мы в ту ночь вместе выпи… ужинали!

Да, в такую историю верится слабо. То есть поднять-то, может, и поднял бы, но чтобы смыться…

— По-моему, это запросто выясняется с помощью телепатии.

— Я отказался ей подвергнуться. — Верес сидел с таким окаменевшим лицом и неестественно прямой спиной, что, не лежи его ложка возле тарелки, я бы подумала, что он ее проглотил.

— Почему?

— Тебе-то какая разница?

— Значит, всё-таки виновен, — убежденно заключила я. — Если ты знал того, кто это сделал, и умолчал, то правильно тебя из Ковена выкинули. Шутка ли — столько народу положить!

— Я знал того, на кого наверняка бы подумали, если я бы о нем проговорился, — нехотя признался колдун. — И не хотел обрекать его… на то, что перенес сам.

— А ты так уверен, что он этого не делал? — скептически ухмыльнулась я. Возможно, излишне злорадно, но мне и хотелось его разозлить. — И кто же это был? Друг? Очередной пустоголовый ученик, не сумевший предсказать последствия своего заклинания? Или прекрасная дама сердца, а?

— Замолчи. — Верес опасно побледнел, но я уже слишком разошлась. Ну и сбитень, конечно, свою лепту внес — смородинового вина для хозяйских друзей туда плеснули не жалеючи.

— Значит, всё-таки женщина? — торжествующе оскалилась я. — И как же она тебя отблагодарила? Поцеловала в щечку и со слезами на прекрасных глазах заявила, что встречаться с отлученным вредно для ее репутации, а в глухомани вроде Выселка никто не оценит ее столичных нарядов?

— Заткнись, я сказал! Неделю спустя она погибла, а ты даже имя ее произносить недостойна!

— Да неужели? Как бишь ее? Та-а-айринн? — презрительно растянула я, копируя интонацию Вереса.

Собственно говоря, этого следовало ожидать. Даже удивительно, что он так долго сдерживался.

Верес сам удивился и испугался, что попал. Так и застыл с поднятой рукой, недоверчиво таращась на ноющую ладонь.

— Выходит, тебя всё-таки можно довести, — спокойно констатировала я, потирая щеку. Неспешно отодвинула стул и вышла из корчмы, провожаемая гробовой тишиной. Причем не только за нашим столиком — очень уж звонко у Вереса вышло.

Сама виновата. Нет, вовсе не в том, что постоянно нарываюсь на оплеуху и наконец ее получила… а что привыкла делать это безо всякой опаски. Заигралась, дура, в хрупкую женщину, которую воспитанный мужчина не смеет тронуть и пальцем, как бы она над ним ни изгалялась. Мало мне было одного урока, с перышком. Оборотень ты, Шелена, он — колдун. Враг твой верный. И никакими договорами этого не изменить.

На морозе щека быстро остыла. Пьяненькая обида тоже. Я вообще быстро трезвела, а злилась, если сразу не убивала, еще меньше. Просто делала в памяти зарубочку на будущее.

Ну и куда мне теперь податься? Раз вышла с гордо поднятой головой — возвращаться как ни в чем не бывало несолидно, засмеют. Топтаться у дверей в ожидании, пока Верес пройдет три стадии мужского раскаяния — «так ей, стерве, и надо!», «наверное, руки всё-таки распускать не стоило», «пес с ней, извинюсь — пусть подавится!» — замерзну на гхыр.

Для начала я проверила, как там наши лошадки. Ускорила лениво чистящего их мальчишку мелкой монеткой. Потом пошаталась у сараев, где была злобно обхрюкана давешней свиньей, и через заднюю калитку вышла на дорогу.

Застраивалось Подгорье как-то бестолково — прямых улиц было всего две, крестом. Остальные дома беспорядочно рассеялись между ними. Вообще непонятно, что здесь кому принадлежит, — то ухоженный яблоневый сад на равном расстоянии от двух изб растет, причем обе повернуты к нему тылами, то одинокий коровник посреди неогороженного поля стоит. От нечего делать я пошла к нему по узкой, на одного человека, тропке, только на полпути сообразив, что тянущиеся вдоль нее сугробы — кусты ежевичника, с маковкой занесенные снегом.

Я потянулась сколупнуть мерзлую ягодку… и тут в ушах зазвенело, а потом скрутило так, что я даже не смогла заорать, падая на колени. Если прежде я худо-бедно контролировала боль, намеренно окунаясь в нее и даже черпая оттуда силы, то теперь она завладела мною безраздельно. Кажется, я даже сознание потеряла, потому что очнулась уже боком на снегу, с судорожно вытянутыми лапами. С трудом приподняла морду, передернула плечами, выпутываясь из ошметков одежды, и только успела подумать: «Ну и д…», как выяснилось, что это еще конфетка.

Вопль человека, заметившего оборотня, ни с чем не спутаешь. Серый звериный силуэт на фоне снежного поля подействовал на идущих по дороге селян, как красная тряпка на стадо быков. Я не стала дожидаться, пока они, проигнорировав тропку, с воинственными воплями доскачут до меня по глубокому снегу. Драпать по направлению к центру села было самоубийством, к окраине — тем более. Если уж те твари чуть кэльпи не догнали…

Оставалось только шмыгнуть в укрытие, благо дверь коровника была приоткрыта и подперта палкой. В углу лежала высокая копна соломы на подстилку, но зарыться в нее я уже не успевала. В коровник с криком: «Вон он, сюда шмыгнул, стервь!» ворвались пять человек и три гнома.

Главным в компании оказался плечистый коротышка с белоснежной бородой пышнее лошадиного хвоста, первым, несмотря на короткие ноги, добежавший до порога.

— Погодьте, огонек затеплю, — осадил он не шибко и рвущихся в длинный темный сарай дружков.