Сара Зеттел - Наследие чародея

И вдруг странный звук повторился. На этот раз Сидор его узнал: это был плач ребенка. Ему частенько приходилось слышать его по ночам, когда сын просыпался оттого, что хотел есть или намочил пеленки. Как у любого отца, этот звук навсегда отпечатался в сердце Сидора. Секунду спустя он понял, что это не просто плач ребенка. Это плачет его сын.

Но что стряслось?! Манефа спятила, что ли? Надо же было догадаться — притащить ребенка сюда! Ему ведь еще нет и трех месяцев… У него даже нет имени. Чем она думает? Ох, неладно что-то. Беда, случилась беда!

Сидор застыл в нерешительности. Он должен выполнять свой долг. Его поставили здесь, и он не имеет права оставить пост. Но крик сына становился все громче и громче. Это невыносимо! Что-то случилось с ребенком или с Манефой. Из комнаты за спиной не доносилось ни звука. Должно быть, ее обитатели давным-давно видят десятый сон, а его сыночек плачет все громче… Почему Манефа не может его успокоить?

Сидор не мог больше оставаться на месте. Ему не пришло в голову, что его страх нелеп и невозможен. Что, если бы и вправду стряслась беда, Манефа пошла бы за помощью к соседке, такой же солдатской жене, как она сама. Что, если бы его присутствие действительно было необходимо, за ним бы послали. Сидор знал одно: его сын надрывается от плача в этой темноте, и он не может его оставить.

Вскинув оружие на плечо, Сидор быстро пошел вдоль коридора к южной лестнице. С каждым шагом крики становились все громче и настойчивее. Это уже не был плач проголодавшегося ребенка. Это был крик боли. Сидор помчался во весь дух.

Южная лестница спускалась к ротонде. Плач ребенка доносился из-за входной двери. Его сынок и Манефа — они там, на этом жутком, убийственном холоде! Смутно припоминая, что здесь бы тоже должны стоять в карауле солдаты, Сидор отодвинул засов и распахнул дверь. Зимний ветер хлестнул по лицу, когда он выбежал во двор.

Посреди двора стояла Манефа со свертком в руках. Но в этом свертке ничего не шевелилось. Нет, не может быть, их сыночек не мог умереть!

— Манефа!

Выронив секиру, Сидор рванулся к ней…

И вдруг видение исчезло. Сидор остановился так резко, что из-под сапог посыпались брызги снега. Он недоуменно заморгал. Он стоял совершенно один посреди безлюдного двора. Манефы нигде не было видно. И вокруг ничего, кроме ночи и снега. Сидор уставился на то место, где ему почудилась жена. На снегу, рядом со следами ночного патруля, виднелись отпечатки лисьих лап.

«Помоги мне!»

Бриджит подскочила и открыла глаза. В комнате было темно, только слабое оранжевое сияние сочилось из единственной незакрытой жаровни. В этом тусклом свете Бриджит едва различала фигурку дремлющей в кресле Ричики.

«Значит, это не она». Бриджит прижала руку к груди, потом ко лбу. Она не сразу вспомнила, почему лежит на диване, а не в своей кровати, но постепенно события минувшего дня восстановились в памяти. Может, это из-за давешней слабости ей мерещатся голоса?

Затаив дыхание, Бриджит прислушалась. Головокружение прекратилось, и поскольку проспала она довольно долго, голова была на удивление ясной. Слышно было тихое посапывание Ричики да треск углей в жаровне, и больше ничего.

«Неужели это был сон?» — удивилась Бриджит.

«Помоги мне!»

Бриджит огляделась. Ричика по-прежнему спит, в жаровне ровно горит огонь. Никого и ничего постороннего, все тихо. И все же Бриджит была уверена, что голос ей не почудился, что он был не менее реален, чем тусклый оранжевый свет перед глазами.

— Кто ты? — прошептала она.

«Я тебя знаю, — был ответ. — Пожалуйста, выпусти меня!»

Голос был полон мольбы и отчаяния. Он проникал в самое сердце, и Бриджит почувствовала, что не может больше ни минуты оставаться в постели. Она откинула покрывало, поправила шаль и опустила обутые в туфли ноги на ковер. Ричика с тихим вздохом зашевелилась в кресле.

«Будить ее или нет? — подумала Бриджит. — Нет, на этот раз обойдусь без провожатых».

Возле жаровни стояла лампа. Бриджит встала так, чтобы загородить собой светильник, проверила, достаточно ли в нем масла, после чего подожгла фитиль при помощи свечки, зажженной от тлеющих углей.

Но, видимо, она недостаточно проворно прикрыла пламя рукой, и Ричика проснулась.

— Госпожа… — Молодая камеристка выпрямилась в кресле.

— Все в порядке, Ричика, — успокоила ее Бриджит. — Спи.

— Но вы… Я должна… — пробормотала Ричика и принялась оправлять свои юбки, собираясь встать.

— Спи, Ричика. Я просто хочу посидеть одна и подумать. — Бриджит усадила девушку обратно в уютное гнездышко из подушек, а сама снова села на диван.

Ричика успокоилась. Немного погодя ее веки сомкнулись и опять послышалось умиротворенное посапывание.

Бриджит, напротив, спать не хотелось совсем. Ее охватило радостное возбуждение, как у ребенка, который предвкушает ночное приключение. Убедившись, что Ричика действительно заснула, Бриджит встала с дивана и взяла в руки лампу, загораживая ее грудью и ладонью. Звуки шагов тонули в мягком ковре, заботливо смазанная дверь открылась абсолютно беззвучно. Бриджит поспешила выскользнуть из комнаты, пока какой-нибудь случайный сквозняк не разбудил Ричику.

Она оказалась в коридоре, где царила такая абсолютная тишина, словно весь мир затаил дыхание. Это оглушительное безмолвие напомнило Бриджит Земли Смерти и Духов.

— Где ты? — спросила она у тьмы. Но ее шепот затих, словно и не выйдя за пределы круга света, отбрасываемого лампой. И тьма ничего не ответила.

Однако Бриджит не чувствовала ни малейшего желания возвращаться на свой диванчик. Она огляделась вокруг, насколько позволял свет лампы, и задумалась, куда идти. Слева находились комнаты императрицы Ананды, поэтому Бриджит повернула направо. Она подхватила свободной рукой подол юбки, чтобы не наступить на нее, и ускорила шаг. Нужно поскорее уйти подальше, чтобы Ричика, если проснется, не сразу ее обнаружила. Эти стены полны тайн, и наконец-то появился шанс хоть что-нибудь выяснить.

Путь Бриджит пролегал не столько по коридору, сколько сквозь анфилады сообщающихся комнат. В свете лампы то и дело сверкала позолота, виднелись кусочки настенной росписи и складки гобеленов, которые легонько колыхались, когда Бриджит проходила мимо. На паркете сменялись узоры из звездочек, ромбов и переплетенных колец. Ноги Бриджит в мягких туфлях ступали совершенно бесшумно, а ее обоняние не улавливало ничего, кроме запахов полированного дерева, пыли и холода.

Внезапно впереди послышались шаги. Бриджит остановилась и стала озираться в поисках укрытия. Она стояла в узком, увешанном портьерами коридоре, оба конца которого упирались в просторные залы. Шаги приближались. Бриджит отодвинула ближайшую портьеру и спряталась за ней.