Гленда Норамли - Звезда надежды

Алисс застонала, ноги ее подкосились. Миррин, хоть и не понимала, в чем дело, взвизгнула.

Даврон почувствовал, что его мир рушится. Ему некуда было деваться, не оставалось никакого выхода, что бы он ни решил. Он не знал, что делать. Обе альтернативы были так ужасны, что выбрать из них он был не в силах.

— Я не могу… — прошептал он, отказываясь верить в происходящее. — Не могу отдать душу. Не могу служить злу.

Алисс забилась в истерике:

— Даврон, ради всего святого, останови его!

— Я не знаю, как это сделать, — заикаясь, выдавил он. Глаза Алисс закатились от ужаса такого непереносимого, что Даврон испугался за ее жизнь. Никогда еще не чувствовал он себя таким беспомощным, таким бессильным. Все самое дорогое для него он держал в своих объятиях, но был не способен защитить. Горло Даврона перехватило, ему стало трудно дышать.

— Ну так позволь мне показать, что я могу сделать, — протянул Карасма и небрежным жестом вызвал видение. Желтый туман отступил немного, и перед людьми появились чудовища, извивающиеся на земле, — но с лицами Алисс и Миррин. Круглое личико Миррин сохраняло всю детскую невинность, лицо Алисс было по-прежнему прекрасным… На тела их невозможно было смотреть без содрогания.

Алисс, настоящая Алисс, завизжала и стала колотить по груди Даврона кулачками, умоляя спасти ее, сделать то, чего хочет Владыка. Почему он так боится какого-то тумана? Пусть он сделает так, чтобы они выбрались отсюда, смогли бежать, пусть он сделает хоть что-нибудь! Миррин увидела собственное лицо у чудовища, услышала вопли матери, и ее рыдания стали неудержимыми. Даврон прижал ее лицо к плечу, укачивая девочку.

Какое-то время он стоял молча. Дух его был сломлен, перед ним разворачивались все бездны зла. Ужас заставил его сжаться, лишил голоса. Тогда он этого еще не знал, но никогда уже не будет его голос звучать так, как прежде…

— Если бы ты любил меня, ты бы сделал что угодно! — взвизгнула Алисс; ее пальцы впивались в руку Даврона. — А что будет с Миррин? Ты же говорил, что любишь ее!

В этот момент юность Даврона осталась позади.

— Смотри, какими они будут, если ты откажешься, — промурлыкал Разрушитель. — Хорошо рассмотри их и спроси себя: сможешь ли ты жить, зная, что сделал.

— Я убью нас всех, — хрипло прошептал Даврон, пытаясь успокоить обезумевшую от страха девочку.

Алисс снова начала кричать на него, но Даврон не мог заставить себя вслушиваться в ее слова.

— Ну, не сразу, — протянул Карасма с мерзким весельем. — Не сразу. Сначала я сделаю их мечеными. Так смотри же, Даврон Сторрийский, смотри на то, к чему привело твое упрямство.

Но когда он поднял руку, указывая на Алисс, женщина оттолкнула мужа.

— Нет, — сказала она с внезапным холодным спокойствием. — Нет. Я не хочу быть меченой. Лучше я отдам мою ду…

Даврон знал, что она готова сказать. Для Алисс что угодно было лучше, чем стать меченой… или, может быть, ее беспокоила судьба Миррин? Может быть, она собирается предложить себя Карасме, чтобы спасти дочь? Однако теперь Даврон усомнился, что хорошо знает жену. Такого холодного голоса он никогда не слышал: перед ним была презирающая его незнакомка.

Прежде чем она успела договорить фразу, отдающую ее душу Разрушителю, Даврон изо всех сил ударил Алисс. Голова ее запрокинулась, и женщина без чувств рухнула на землю.

Миррин вырвалась из рук Даврона и кинулась к матери.

— Ненавижу тебя! — крикнула она. — Ты ударил мамочку! Ты мне не папа больше! — Это были последние слова, которые Даврон услышал от своей дочери, и долгие годы они снова и снова звучали в его памяти, обжигая, как адский огонь. Миррин, рыдающая, обнимающая мать, отказывающаяся даже взглянуть на него…

Даврон беспомощно повернулся к Карасме.

— Я согласен на сделку, — прокаркал он, не узнавая собственного голоса. — Твоим Приспешником я не стану, чего бы это ни стоило мне… или моим близким. Но если ты отпустишь их и не причинишь им вреда ни теперь, ни в будущем, я выполню один твой приказ. Всего один, какой захочешь и когда захочешь. — Даврон вел себя как отчаянный игрок и понимал это. Он делал ставку на то, что Карасма даст ему время, хоть и ценою его ужасных страданий, и за это время он найдет выход, а если нет, то убьет себя.

Карасма заколебался, с подозрением глядя на Даврона:

— Какой захочу?

— При условии, что я должен буду действовать в твоих владениях. Ни к одному Постоянству это не относится. Один приказ — и я буду свободен от всех обязательств, мне не будешь угрожать ни ты, ни твои слуги. — Даврон чувствовал во рту вкус желчи.

«Предатель! Изменник, опозоривший свое сословие, отступник, нарушивший присягу и предавший свою веру!» В тот момент, когда он предложил сделку Разрушителю, он лишился чести…

Карасма задумался:

— Будет ли это достаточно мучительно? Что-то ты мне не нравишься, Даврон Сторрийский, — я предпочту насладиться твоими страданиями. — Он с усмешкой взглянул на Алисс. — Любопытно, что за ребеночек родится у меченой матери?

Даврон сглотнул и позволил отчаянию прозвучать в своем голосе.

— Любой твой приказ, когда ты сам решишь… Разве такого наказания мало для любого человека?

— Нет, так не пойдет. Ты скроешься в Постоянстве, и я тебя никогда больше не увижу. Ты должен поклясться мне, что три четверти года будешь проводить здесь, в Неустойчивости. И если ты не сдержишь слова, если покончишь с собой, — тогда я сделаю меченой твою дочь и всех твоих потомков, как только, они отправятся в паломничество. Даю слово. Ну так принимаешь ты такие условия?

Даврон побледнел, понимая, что ему придется распрощаться с жизнью, которую он вел, но решился, поскольку не видел выхода:

— Да, если ты, Разрушитель, дашь мне слово, что после того, как я выполню твой приказ, ты никогда не причинишь зла мне и моим близким.

Карасма усмехнулся:

— Единственное зло, которое будет грозить тебе и твоим близким, мастер Даврон, — это то, которое вы причините себе сами. — Разрушитель самодовольно кивнул. — Да, пожалуй, это начинает мне нравиться. Тут есть возможности… Так, значит, ты согласен?

Условия были тяжелее, чем Даврон надеялся, но он видел: ничего другого он не добьется.

— Согласен, — ответил он. С тех пор стыд за капитуляцию никогда не покидал его.

И вот теперь, через пять лет, он наконец смог оплакать то, чего тогда лишился; смог потому, что другая женщина спросила его, почему он не может видеться со своими детьми.

Керис хотелось обнять его, прижать к себе, утешить, показать всю свою любовь. Она жаждала унять его боль, осушить слезы. И вместо этого она просто беспомощно стояла, заметив, как отшатнулся Даврон, стараясь не коснуться ее.

Керис ждала.

Наконец Даврон успокоился, спустился к воде и умылся, потом уселся под деревом, откинув голову так, чтобы опираться на ствол, и согнув колени. Коротко и сухо он рассказал девушке о том, что случилось в потоке леу в тот день, когда весь его мир рухнул.