Дмитрий Скирюк - Кукушка

— Ещё чего! — ответила она.

— Понятно, — сказал Андерсон. — Понятно... Ну, с тобой я после разберусь. А теперь послушайте меня, вы, оба, а то вы слишком много стали себе позволять. Зачем ищу? — Он ухмыльнулся. — Глупцы! Да мне пришлось бы год вам объяснять... Ладно, скажу коротко: затем, что близится развязка. Тот, кто будет рядом, и пожнёт плоды. Надо только знать, что делать, вот и всё. Кто знает, тот и делает. Остальное не имеет значения. Да это и сам травник понимает... О, кстати: вот и он!

Приём был старый, но Зерги купилась. Даже Рутгер попался — повернулся вслед за жестом толстого и упустил момент, когда Ян Андерсон на них набросился. Только и почувствовал, как под ребром плеснула боль, затем удар в скулу швырнул его на землю. Девушка успела спохватиться, арбалет в её руках хлопнул, но мокрые волосы от резкого движения опять предательски упали на глаза. Болт свистнул белым росчерком и угодил в гнедую. Перебил трахею. Лошадь вскинулась, по-прежнему привязанная к яблоне, и повалилась как подкошенная. Повисла на узде, забилась, захрипела. В это же мгновение Зерги вскрикнула, схватилась за живот и медленно осела в грязь, уронив арбалет. Посмотрела снизу вверх на Андерсона, преспокойно вытиравшего кинжал, и опустила взгляд.

— Сука, — выдохнула она. — Гадина, мразь дворянская...

Она закашлялась. Из-под пальцев начала сочиться кровь.

— Лежать! — сквозь зубы бросил Андерсон, глядя на Рутгера, который пытался подняться. — Лежать, собака! Схватишься за нож — убью на месте. Понял?

Даже сейчас Рутгера поразило, как переменился Андерсон: движения, осанка и манера речи — всё стало другим. «Двоедушник» — вспомнились наёмнику слова Жуги. Он стиснул зубы. Боль обжигала и ворочалась в боку, будто чёрт его бодал. Рутгер видел всё как сквозь пелену. Стёганый подклад его куртки набух от крови, красные капли падали и растворялись в луже. Он кивнул.

— Что ж, хорошо, — продолжил Андерсон. — Сейчас я заберусь на лошадь, а ты будешь лежать. Тихо-тихо. Как младенец. А как уеду — встанешь и начнёшь ходить. Понял?

Рутгер снова кивнул. Его мутило.

— Твари, — выругался Андерсон, натягивая перчатки. Выругался безразлично и брезгливо, словно говорил о пауках или опарышах. — Если бы не вы... Нет, на кого хайло раззявили! Всё, — он решительно взмахнул рукой, — расстались! Я в твоих услугах больше не нуждаюсь, Рутгер Ольсон. Вот... — Он залез в кошелёк и бросил в грязь пригоршню монет. — Здесь больше, чем я тебе задолжал. Устрой ей, — он кивнул на Зерги, — достойные похороны.

Рутгер против воли опустил глаза. Там были три дуката, итальянские флорины, турский грош и два тяжёлых, очень старых «ангела» британской чеканки. Хватило бы, чтоб закопать целую роту. Андерсон тем временем уже залез в седло и тронул повод, разворачивая лошадь; перед взглядом Рутгера замаячила его широкая серая спина. Наёмник посмотрел на Зерги: та согнулась и уткнулась головою в землю — капюшон слетел, соломенные волосы рассыпались в грязи. Она никак не реагировала на происходящее, лишь держалась за живот и тихо раскачивалась. Арбалет валялся в грязи — ни натянуть его, ни вставить новую стрелу у девушки сил не было. Рутгер сглотнул, чуть повернулся в луже и нащупал в рукаве свой «коготь» — бронзовый клинок с кольцом. «Der Letzte Wunsch, — подумалось ему. — Последнее желание...» Он закусил губу, сжал пальцы, потянул...

И замер, встретив взгляд голландца.

— Даже не думай, Рутгер, — сказал Ян Андерсон. — Даже не думай.

И дал кобыле шпоры.

Матиас ничего не видел. То есть не сказать, чтоб абсолютно ничего — какие-то частички света прорывались до заплывших глаз, особенно если раздвигать веки пальцами, но прикосновения причиняли боль. Лицо распухло, руки жгло, а правый бок, бедро и задница, убитые копытами, сначала ныли и болели, а теперь и вовсе отнялись. Досталось ему крепко, что и говорить, поэтому, когда случилась свара, он предпочёл не двигаться и только слушал. Брань очень скоро перешла из слов в резню и потасовку. Кончилось всё скверно — Матиас слышал, как убили лошадь. Вскрикнула деваха. После всё утихло. Не иначе, толстый Андерсон расправился с обоими. Оставалось только гадать, на чьей стороне был Рутгер. Впрочем, вскорости и это выяснилось.

— Всё, расстались! — услышал Матиас резкий голос Яна Андерсона. — Я в твоих услугах больше не нуждаюсь, Рутгер Ольсон. Вот: здесь больше, чем я тебе задолжал. Устрой ей достойные похороны.

Разговор закончился, зазвякала сбруя, в сырой грязи затопали копыта: кто-то, с шумом, грузно, влез в седло. Было холодно, сыпал дождь, капли текли по лицу, от навозной кучи несло, но Матиас этого не замечал — он сжался и сидел как мышь, моля Всевышнего, чтобы о нём забыли. Пока что так и было, но как знать...

— Даже не думай, Рутгер. Даже не думай.

Послышался удаляющийся конский топот, после — тишина. Никто не говорил, не двигался. Матиас уж совсем собрался встать или позвать, но передумал и остался сидеть, как сидел. И вскоре вновь услышал голос Рутгера.

— Зерги... — тихо позвал наёмник. — Зерги, ты жива? Что-то завозилось в грязи. Послышался кашель.

— Гадство, — выдохнула арбалетчица. — Вот же гадство...

И снова закашлялась. Плюнула.

— О-охх...

— Дай взглянуть. Убери руки. Ох, Господи... Подожди, сиди так, не двигайся! Сейчас я тебя перевяжу.

Послышался треск разрываемой материи.

— Без толку, — отозвался женский голос. — Я умираю, Рутгер. Дохну, как собака...

— Не говори так.

— Говори не говори — один хрен. By Got, как больно... Два удара — быстрый, как гадюка... Всё, беляк, кончилась я. Ох...

— Сейчас, сейчас, — повторял Рутгер. — Вот так... вот так...

Матиас сглотнул. От всего этого веяло жутью. Он не мог помочь, но даже если б мог, не сумел бы. У него зудели руки и лицо, ныл бок, хотелось почесаться, но он сидел как вкопанный и не мог пошевелиться, только слушал.

— Кровь... — сказала девушка. — На тебе кровь. Ты тоже ранен?

— Это вскользь — неглубоко, до кости... Ты лежи, не двигайся, я сейчас перенесу тебя под крышу. Только б пчёлы успокоились.

— Арбалет...

— Да плюнь ты на него! Дай руку. Подымайся... Стой! Не надо! Ах ты чёрт, повязки разъезжаются...

— Оставь меня, не трогай. Что я, девочка или не знаю? Эти раны не завяжешь. Там кишки, дерьмо, все спуталось... Ах, сука, ну и смазала же я, ох смазала...

Она опять закашлялась.

— Я найду его, — сдавленно сказал наёмник. — Найду, слышишь? Обещаю. Найду и убью. Он мне за всё заплатит!

— Может быть... — безразлично отозвалась она. — Как мерзко... не хочу...

И снова стало тихо, в этот раз надолго, может быть, на целую минуту. «Кончено», — решил Матиас, но опять раздался голос арбалетчицы.

— Рутгер, — позвала она.

— Что?

— Рутгер...