Олег Микулов - Тропа длиною в жизнь

– Эй, Чужак, хватит дурить; давай спускайся к нам со своей бабой! Я повиниться хочу. Ей понравится!

Два дурака расхохотались, а у Пейягана упало сердце. Он понял, что все кончено и самое лучшее – рвануться всем троим наверх; быть может… Он не успел даже подать знак.

Аймик словно не расслышал оскорбления. Пейяган по-прежнему не видел его лица, скрытого капюшоном, но был уверен: младший брат пристально смотрит на него и только на него, словно они здесь один на один.

– Говоришь: вас трое?

Свистнуло слева и справа; стон и звук падающих тел… Скосив взгляд, Пейяган на краткий миг, врезавшийся в память на всю оставшуюся жизнь, увидел своего сына – еще живого, еще пятящегося на негнущихся ногах, но уже обреченного. Мосластый силился и словно не решался донести руки до горла, из которого торчала стрела с черным оперением, издавал булькающие звуки, а рот еще улыбался, несмотря на струящуюся по губам кровь, и в глазах были не страх и не боль, недоумение…

…Не разум – то неведомое, благодаря которому Пейяган стал всеми признанным, непревзойденным охотником-следопытом детей Тигрольва, заставило его тело метнуться в густую траву, обозначить звуком и движением ложный след и скрыто, так, что и былинка не шелохнулась, скользнуть влево, к ельнику.

Аймик не хотел убивать. До последнего момента верил: все обойдется, преследователи уйдут и оставят их в покое. И когда с Пейяганом говорил, все еще надеялся на благополучный исход. И лишь услышав слова Мосластого, понял: все ложь! Перед ним не брат и племянник, не сородичи – убийцы.

Дальше все произошло само собой, помимо его воли. Две стрелы, одна за другой… Аймик и не подозревал, что может стрелять с такой скоростью! И как было когда-то с коршуном, он сам, слившись с наконечниками, холодно пробил сердце того, к кому не испытывал ни вражды, ни жалости, и впился в ненавистное горло другого… …А третий исчез.

Да, следопыт исчез, и ничто – ни шорох, ни шевеление трав – не отмечало его путь. Вон безжизненное тело одного, рухнувшее на том самом месте, где настигла его стрела. Вон дергается в последних предсмертных судорогах второй. А Пейяган? Аймик не сомневался: он хочет подобраться к ним сзади, со стороны пологого склона, на бросок металки, и тогда…

Вовремя пущенная стрела не даст метнуть дротик. Но откуда подберется враг? Густой предзакатный свет выделял каждую веточку, каждую травинку… и все же ничто не выдавало пути врага. Пейяган словно юркнул в мышиную норку… или растворился в этом сиянии.

Аймик понимал, что не сможет наблюдать за обеими сторонами сразу. Следовало избрать для себя одно, самое верное направление, а второе поручить Ате. На всякий случай.

Если бы это был не Пейяган, а его сын, все было бы ясно: ельник! Там проще укрыться, проще остаться незамеченным… до того самого момента, когда придется его

покинуть и приблизиться на бросок металки. Да, Мосластый избрал бы этот путь. Но Пейяган… Следопыт, который, конечно же, оценивает и местность, и врага совсем не так, как это бы сделал вчерашний мальчишка… Скорее всего, он будет подбираться именно с западной, открытой стороны, в расчете на то, что Аймик станет следить за ельником.

Для колебаний не было времени. Коснувшись плеча жены, Аймик указал ей на восток, а сам, по-прежнему прижимаясь щекой к валуну, принялся вглядываться в разнотравье и кустарники западного поля, стараясь уловить малейшее движение, легчайший шорох в этой обманчиво мирной тишине.

Уже очутившись в ельнике, Пейяган удивился: почему? Почему он, опытный следопыт, избрал мальчишескую тропу? Но удивление длилось недолго: Пейяган привык доверять неведомому, тому, что вело его независимо от разума и воли. Оно не подводило прежде, не подвело и в этот раз. Осторожно взглянув на опустевшую вершину холма, он убедился в этом. Отсюда виднелся только кончик капюшона, но и этого было достаточно, чтобы понять: мальчишка смотрит туда, куда ему и нужно смотреть: в поле. Вот и хорошо, пусть высматривает тропу следопыта там, где ее нет! А следопыт тем временем спокойно, по ельнику обогнет этот холм, подберется на бросок металки, и… Нет, его дорогой братец умрет не сразу, ох не сразу! Жаль, что он не видел, как умирала его мать! Ничего, увидит еще: он, Пейяган, не только расскажет – покажет, во всех деталях покажет, на этой… приблудной! А потом… Но тут произошло непредвиденное…

Поле не выдавало врага. Шевельнувшиеся травы заставили дрогнуть сердце, но это была лишь лисица, отправившаяся куда-то по своим делам. Там, вдалеке… Нет, не то, снова не то! Прочь от холма и скачками; это длинноухий улепетывает… Подбиралась тревога. И тоска. Неужели… Аймик горячо зашептал, прижимаясь губами к теплой, словно живой поверхности валуна:

– Дедушка! Дедушка! Разве я виноват в том, что случилось? Они хотели убивать, не я!

…Не там, откуда он ждал, – с противоположной стороны послышался стрекочущий звук, значение которого нельзя не понять. И в тот же миг Ата затеребила его, указывая на свою сторону…

…Проклятая птица! Она уселась на верхушку елки прямо над ним, задрала вверх свой длинный черный хвост, повертела башкой туда-сюда и разразилась стрекотом, созывая товарок:

– Сюда-сюда-сюда! Беда-беда-беда! Сюда-сюда-сюда! Беда-беда-беда!

У-у-у, проклятущая! Сколько раз она вот так выдавала добычу ему, Пейягану, а теперь – его самого! Он погрозил длиннохвостой предательнице кулаком, и в ответ, с удвоенной силой, с явной насмешкой:

– Сюда-сюда-сюда! Беда-беда-беда! Сюда-сюда-сюда! Беда-беда-беда!

Выхода нет. Он все равно продолжит свой путь, обогнет холм, подберется к пологому склону, и если увидит, что мальчишка разобрался в сорочьей перекличке, – что ж, будет ждать темноты. Ночи сейчас темные, безлунные. Увидим, поможет ли тебе твой лук.

Аймик радовался недолго. Конечно, теперь путь врага ясен, – спасибо Дедушке, пославшему длиннохвостых! Но ясно и другое: поняв, что его выследили, Пейяган будет ждать ночи, чтобы напасть в темноте. Лук не выручит, а состязаться с ним в силе и ловкости, да еще в ночном бою, – дело безнадежное. Не менее безнадежно – попытаться самому выследить Пейягана: нечего и думать о том, чтобы подкрасться к следопыту. Его и Ату может спасти только одно: если их враг еще засветло покинет ельник и подставит себя под удар стрелы.

Аймик горько усмехнулся. Выйдет и подставит себя под удар, как же! Скорее пущенная наугад стрела найдет цель, чем такое случится… Может, и в самом деле попробовать? Другого-то выхода все равно нет.

Он откинул мешавший капюшон, и… Какая-то мысль, неоформившаяся, неясная, но несомненно несущая надежду…

ДА! Это опасно, очень опасно, это может подставить Ату под удар. Но это – единственная надежда на спасение! Иначе оба они обречены.