Олег Микулов - Закон крови

Здесь же и ничтожнейший из обитателей Великой Тьмы воистину могуч! Тот же, кто еще и обрел телесность… Он млел от наслаждения, смешивая собственную боль с ужасом и мукой той своей частички, что была когда-то отделенной от него… И на тем горшие муки обрекал он эту жалкую частичку, чем острее ощущал: ей-то и обязан он тем, что обрел плоть! И лился гавваг с поляны лашии .

Он знал, что при таком потоке гаввага Сила вернется еще до рассвета – и он сможет ускользнуть отсюда неразвоплощенным . А здесь, посреди чащобы, останется мертвое пространство, которое стороной будут обходить звери, облетать птицы. Еще одно плохое место.

Людишки радуются своей победе – пусть их! Они и не догадываются, с какой алчностью впитывает сейчас плоды этой «победы» он, их извечный, заклятый Враг!

Они трудились почти до рассвета. Из лашии-самцов не спасся никто, – так сказал Анго. В отношении самок и детенышей он был не так уверен, но решили: если кто и вырвался, все равно обречен, не страшно. Пылало огромное пламя, чадило сгорающей плотью, и таял снег, и было светло, как днем…

Женщина сидела закутавшись в плащ Арго, хотя холод ей был нипочем, это ясно;, выискивала глазами… свою? своего? – как тут скажешь, если у нее была дочь, а пришел сын, и к тому же не ее?! Анго вместе со всеми трудился над погребальным костром, подтаскивал, швырял в пламя мертвых лашии , помогал сооружать снежные заслоны: лесной пожар не нужен никому! Она с явным интересом следила за происходящим – намучилась, должно быть, от этих тварей! Покормить бы, да нечем: в сражение еду с собой не берут!

К рассвету стало ясно – костер будет гореть еще долго, но огонь дальше не распространится: снежные валы постарались устроить повыше, особенно с наветренной стороны, и теперь ровное пламя даже не выбивалось из-за них. Можно уходить.

Арго еще раз придирчиво осмотрел сыновей Мамонта. Убитых четверо, для них приготовлены носилки. Раны – почти у всех, кто сражался врукопашную, но в основном не опасные. Только у Ауна рука висит безжизненно, еле его отбили! Морт действовал в самой гуще, но отделался легко: прокушена левая ладонь, разорвана щека… Дойдут все!

От Таны не осталось ничего. Голову Ойми похоронит Колдун, Нага не должна ее видеть.

В эту ночь в стойбище детей Мамонта спали только малыши да старухи. Горели общие костры, понуро сидела стража, стараясь не смотреть на бормочущих заклинания женщин. Мужчин, что остались, никто не упрекнет: так распорядился вождь, они необходимы здесь, чтобы в случае опасности защитить детей и женщин. Но все же…

У костра появился Колдун.

– Идите спать! – увещевал он. – Вернутся завтра ваши мужья и братья, – кто и как их встретит? Идите все равно вернутся они не раньше чем утром. Поздним утром. А может, и позднее.

– Могучий Колдун, – робко заговорила Туйя, – что духи вещают? Как там… – Она хотела сказать «Дрого» но удержалась. – Как там наши мужья?

– Все хорошо, все хорошо! Они побеждают!

Женщины зашевелились. Посыпались вопросы, вначале робкие, затем все более настойчивые. Нага, сидящая рядом со своей племянницей Туйей, в обнимку с женщиной, потерявшей первую дочь, не спрашивала ничего. Но ее взгляд, обращенный на Колдуна, был молящим и почти безумным. Старик ударил посохом оземь:

– Стойте! Замолчите, женщины! Не о том вы спрашиваете, и не то пришел я вам передать! Духи говорят: «Если женщины хотят добра своим мужьям и братьям, сыновьям Мамонта, они должны разойтись теперь по своим жилищам. А наутро быть готовыми к встрече». Такова воля духов и предков!

Вскоре у костров остались только стражи и Колдун. Старик сел на прикрытую шкурой колоду, опустил подбородок на руки, опирающиеся на рукоять посоха, и уставился в огонь. Нет, духи вновь не явились на его призывы, и внутреннее око остается слепым. Но порою и в пламени можно увидеть нечто, касающееся судьбы общины.

…В пламени открылся проход, а в нем факелы и пламя то ли костра, то ли пожара… А вот – пожар, настоящий пожар, пожирающий все на своем пути, и он охватывает их полукольцом… И еще пожар: пылает какое-то громадное жилище, не виденное ни разу и все же странно знакомое…

Колдун сморгнул, все кончилось.

Нет, такие видения мало о чем говорят! Почти ни о чем; если так и будет, то где и когда? И чем это может помочь их Роду здесь и теперь?

Они вернулись, когда тени уже удлинились и многие женщины, замученные бессонницей и ожиданием, начали тихонько всхлипывать, теряя надежду. Радостную весть принесли подростки, дошедшие по тропе до самого спуска, откуда далеко просматриваются окрестности.

По знаку Колдуна подкормили общие костры, принесли и расстелили самые лучшие, белоснежные шкуры – для победителей! В том, что возвращаются победители, сомневаться не приходилось: побежденные из таких походов не возвращаются.

И наконец-то – вот они! Усталые, в рваных, испещренных бурыми пятнами одеждах. Их лица, почерневшие от пота и крови, смешавшихся с боевой раскраской, суровы и отрешенны. Казалось, они похудели за одну ночь, возмужали за одну ночь, а быть может, и постарели. Даже те, чьи одежды почище и на ком не видно ран… А это кто такая?!

По знаку Арго на белоснежные шкуры у его ног опустили тела павших. Остальные воины опустились на снег, скрестив ноги. Голая женщина, прикрытая только меховым плащом, испуганно озираясь, хотела подбежать к вождю. Ее удержали, указали место поодаль.

– Женщины! – заговорил Арго, обращаясь к двум неразлучным теперь матерям. – Мы не спасли ваших детей; нет больше Ойми и Таны! Но мы отомстили: ЛАШИИ ИСТРЕБЛЕНЫ! Никто не ушел живым: ни самец, ни самка, ни детеныш! Их туши сожжены вместе с остатками их поганого обиталища! Похищений больше не будет!

Он обращался уже ко всем женщинам.

– Бой был тяжел, враг силен, и мы потеряли четырех воинов. Самых лучших. Они уйдут по ледяной тропе к Первопредкам, они расскажут Великому Мамонту о доблести его детей, и он поможет нам. Позаботьтесь о павших, их нужно достойно проводить на ледяную тропу .

Многие воины ранены, все утомлены и голодны. Помогите своим мужьям, сыновьям, братьям, омойте их раны, дайте им еду, отдых и вашу любовь. Они заслужили это!

Немногие, только самые чуткие, лучше остальных знающие своего вождя, заметили, что голос его чуть дрогнул. Арго невольно вспомнил, как совсем недавно возвращался он – из похода ли, с охоты ли – сильный, смелый, удачливый… молодой!.. Айя!.. А теперь – его ждет пустой дом, холодный очаг. Конечно, о вожде позаботятся вдовы. Но все равно никто не согреет больше его осиротелое жилище как должно. Никто. Навсегда улетела его лебёдушка! Разве что там он сможет ее догнать…