Джонатан Стрэн - Драконы

— Нет. — Кога передвинулся и сел рядом с ней. Взял ее за руку. — Существуют драконы, — произнес он, — которые являются здесь хранителями мира, Лаура. Драконы земли и огня, воды и воздуха — духи-хранители. Они обитают в человеческих телах, и маленькие участки этого мира подпадают под их защиту. Но иногда духи-хранители становятся слишком бесцеремонными, понимаешь? Они становятся такими, какой могла стать ты, если бы не научилась управлять своим демоном.

— Жена Штыря была таким драконом?

Кога кивнул.

— Тогда кто же такой Штырь?

Кога долго не отвечал. Когда он наконец заговорил, то так тихо, что Лауре пришлось придвинуться ближе, чтобы разобрать слова.

— На самом деле я не знаю, — признался он. — Знаю только, что когда-то он был моим другом.

— Как ты мот это сделать? — спросила Лаура. — Как ты мог ее убить?

— Ты не понимаешь, — качнул головой Кога. — Я сделал это ради него. Он нес за нее ответственность, точно так же как она — за него. Но сам он не мог этого сделать. И мне пришлось действовать вместо него.

Лаура вспомнила того демона, каким была. Вспомнила, как умоляла Когу, чтобы он, если не сможет спасти, убил бы ее, пока она не причинила зла кому-нибудь еще. Лаура вздрогнула. Вспоминать об этом она не любила. Поглядев на Когу, она поняла, что он тоже вспоминает. Она положила голову ему на плечо.

— Кажется, я понимаю, — сказала она.

Кога ничего не ответил. Он просто крепче прижался к ней, ища утешения.

Получилась высокая одинокая нота.

Берлин сидела на заднем крыльце Дома Диггеров, наигрывая на одной из гармошек Джо До-ди-ди, которая могла издавать такие высокие звуки, какие были не под силу голосовым связкам. Пока она играла, день угасал. Она ни о чем не думала, просто вспоминала. И ждала. Спустя некоторое время Берлин отложила губную гармошку и закурила сигарету.

Она ждала, пока не закончится день. Ждала, когда наступит ночь, когда оживет город Драконов. Джо пошевелился в кресле рядом с ней, но Берлин даже не повернула головы.

— Это долгий одинокий путь, — произнес наконец Джо.

Берлин выпустила струйку сине-серого дыма, рассматривая горящий кончик сигареты.

— Ты о чем?

— О возвращении.

— С чего ты взял, будто я добиваюсь чего-то большего? Может, я просто хочу узнать, что происходит, и остановить это?

— Иначе ты не была бы Берлин. Штырь поможет тебе?

Она пожала плечами:

— Он выясняет, я выясняю.

— И кто выяснит первым, получит приз?

Берлин медленно повернула голову:

— Что ты пытаешься мне сказать, Джо?

— Ничего. Просто… мы делаем хорошее дело, помогаем людям и все такое. Мне приятно сознавать, что я кому-то полезен, пусть это всего-навсего беглые панки и бомжи.

— Так должно быть и впредь.

— Но все равно уже не будет по-прежнему, — возразил Джо.

— Это не я начала.

— Никто тебя и не винит, Берлин. Я просто рассуждаю. Мыслю вслух.

Берлин метнула окурок на землю под крыльцом.

— Тебе вредно думать, неужели забыл? Сам мне говорил. Тот, кто много думает, не может играть блюз.

— Речь сейчас не о музыке, Берлин. Я говорю о том, что нам делать дальше, где мы окажемся, когда все это закончится.

Берлин вздохнула и поднялась:

— Мы изменимся, но это не обязательно к худшему, Джо. Мы все равно будем и дальше помогать людям.

— Каким людям? Сегодня на бесплатный ужин пришло полдюжины бродяг. Это конец. Люди напуганы. Уже ходят слухи, что там, где Диггеры, находиться небезопасно.

— Вот поэтому-то я и собираюсь что-нибудь предпринять.

Она ушла с крыльца раньше, чем Джо успел ответить, и направилась под навес, откуда выкатила свой мотороллер. Солнце почти село, опустилось за западную границу Граньтауна. Расчищенная площадка вокруг Дома тонула в тенях. Берлин оглянулась на Дом. Джо прав. Сегодня на ужин почти никто из бродяг не пришел, и ночевать у них никто не собирается.

Поэтому-то так тихо.

Она завела мотороллер. Шум мотора показался слишком громким в этой тишине. Берлин увеличила обороты и рванула через грязный двор на улицу. Когда она уже выкатывалась на асфальт, от густой тени под брошенным фургоном отделилась маленькая фигура и замахала Берлин.

Берлин одной рукой нажала на тормоз, останавливая мотороллер, а вторую положила на рукоять ножа. Но оставила нож в покое, как только увидела, кто перед ней.

— Привет, Берлин.

— Привет, Гамен. Как дела?

Гамен была одной из подопечных Сэмми, жила вместе с остальными детьми в старом заброшенном доме, откуда Сэмми управлял Пэками. Детишки Сэмми встречались в Сохо повсюду, доходя до Гавани торговцев и Риверсайда, — обросшие маленькие волчата в обносках, ищущие поживу на улицах и везде, где только возможно. Время от времени они появлялись в домах Диггеров, хотя Сэмми это не одобрял. Диггеры предоставляли ночлег всем желающим, и Сэмми вовсе не был в восторге, когда его волчата якшались с беглецами Чистокровок, которые появлялись в ночлежках с такой же регулярностью, как и другие уличные дети.

— Я слышала о пожаре в Жестяном городе, — сказала Гамен.

Она подняла на Берлин большие грустные глаза. Не многие могли отказать этой девчушке, когда она просила милостыню, — устоять перед такими глазами просто невозможно.

— Да, зрелище было малоприятное, — подтвердила Берлин. — Послушай, если ты голодна, у нас сегодня полно еды. Ступай к Дому, спроси Джо или Ревуна.

— Я пришла не за едой, — отказалась Гамен. — Меня прислал Сэмми.

Берлин удивленно подняла брови:

— И что Сэмми хочет сообщить?

Гамен потыкала край разбитой мостовой носком грязной туфли.

— Ну, я кое-что видела в Жестяном городе, и, когда рассказала ему, он велел мне поговорить с тобой. Больше ни с кем, только с тобой.

— Что ты видела, Гамен?

— Высокорожденного. Я видела Высокорожденного в переулке Жестяного города незадолго до того, как начался пожар.

Берлин внимательно посмотрела на девочку. Высокорожденный. В Жестяном городе. Конечно, это не полный бред, однако она должна принять во внимание источник информации. Сэмми самый настоящий расист. Он ненавидит Чистокровок. Очень даже в его духе было бы стравить Чистокровок с Диггерами, потому что от Диггеров он тоже не в восторге. Он уже лишился пары своих попрошаек, которые ушли к Диггерам, — этого недостаточно, чтобы он сделался их врагом, однако хватит, чтобы при случае он с радостью заставил их сцепиться с Чистокровками.

— Ты точно видела? — переспросила Берлин. — Или это Сэмми сказал тебе, что ты видела?

— Ну что ты, Берлин. Я не стала бы тебе врать.

Огромные глаза выдержали ее взгляд. Берлин вздохнула.

Уличная попрошайка, да еще с такими глазищами — совершенно невозможно определить, врет этот ребенок или нет.