Джонатан Стрэн - Драконы

Впрочем, о том, что он еще жив, мы знали. Дракон дышал, хотя дыхание это было весьма редким. Даже не дыхание — скорее, по телу его пробегала рябь и вдалеке слышался хрип, точно где-то оседал старый дом. И естественно, плавник отрастал заново — происходила регенерация. Если бы не это, ресторан не продержался бы в бизнесе так долго.

Плавник, который мы периодически «пожинаем» и готовим, — брюшной плавник, свисающий над главной угольной печью ресторанной кухни. Чтобы его отрезать, требуются определенные усилия. Наш новый повар А-Квок — он только что с Пенанга [33] Пенанг — остров в Малайзии. — справился далеко не сразу.

— Надо нагреть нож получше, — объяснила я ему. — Он должен быть раскален докрасна.

А-Квок снова сунул разделочный нож в угли. Сегодня дракон выглядел особенно вялым; я часами не улавливала его дыхания; и плоть была тверда как камень. Наверное, больше всего на свете наша семья страшится того момента, когда дракона наконец постигнет смерть.

— Муой, муой, — сказал он, — мясо просто не поддается.

— Не называй меня «муой», — фыркнула я, — я тебе не младшая сестра, я дочь босса. И вообще не говори на диалекте Цзиньчжоу [34] Цзиньчжоу — город в Китае (провинция Ляонин). . Английский куда проще.

— О'кей, о'кей, мисс Джанис. Но по-китайски или по-английски — мясо не режется, ла.

Он опять принялся рубить и кромсать плавник. Да, плоть была каменной, непокорной. Не хотелось мне прибегать к заклятию уз, но пришлось. Я бросилась в ресторан — закрытый до поры, лишь несколько стариков играли в зале в маджонг, — схватила с алтаря свиток, ураганом ворвалась на кухню и хлестнула пергаментом по чешуйчатой коже, прошептав слово власти, которое вправе произносить лишь члены нашей семьи. Глубоко в драконьей утробе что-то дрогнуло. Я прижала ухо к холодному боку и, кажется, услышала в беспредельной дали глухое биение драконьего сердца, шорох ледяной крови, текущей километр за километром по свинцовым венам и артериям.

— Беги, кровь, беги! — воскликнула я и принялась стегать дракона хрупкой бумагой.

В этот миг появилась тетушка Лин-Лин, суетливое, крошечное существо во вдовьем одеянии, с криком:

— Ты порвешь свиток, не бей так сильно!

Но кровь уже взревела, заструившись как надо.

— Теперь можешь резать, — кивнула я А-Квоку. — Быстро. Плавник должен мокнуть в маринаде не меньше суток, как бы нам не опоздать.

— О'кей! Нож уже достаточно горяч, ла.

А-Квок отрубил плавник одним ударом, точно императорский палач — голову преступника. Теперь я поняла, почему мой отец нанял его вместо А-Чена, который дал сбить себя с толку, перенял образ жизни тайцев — докатился даже до участия в демократических митингах девяносто второго, — как будто нам есть хоть какое-то дело до тайской политики.

Тетушка Лин-Лин уже приготовила чан с маринадом. А-Квок резал стремительно и равномерно, швыряя куски драконьего плавника в пузырящуюся жидкость. Драконий плавник приходится долго вымачивать в воде, чтобы размягчить его и сделать пригодным для еды. Боб Холидей гадал о составе маринада. Насчет чеснока и чили он не ошибся, но, наверное, было бы неразумно говорить ему о серной кислоте.

И тут вошел отец.

— Свиток, свиток… — в смятении бормотал он, затем заметил пергамент у меня в руках и выхватил его.

— Еще неделю протянем, — сказала я, следуя за ним из кухни в ресторан.

Моя очередная тетушка, чахлая Жасмин, пересчитывала гору денег, проверяя результат на счетах и записывая итоги в бухгалтерскую книгу в кожаном переплете.

Отец положил свиток на место, затем посмотрел мне прямо в глаза — что за всю мою взрослую жизнь случалось раз или два — и, почесав бороду, произнес:

— Я нашел тебе мужа.

Вот тут-то и грянул гром.

Я не знала, можно ли и нужно ли мне отвечать сейчас… честно говоря, заявление взволновало меня настолько, что мне просто нечего было сказать. Я некоторым образом должна была ожидать этого, но отчего-то… возможно, из-за времени, проведенного в Санта-Крус… до меня просто не доходило, что мой отец может оказаться настолько… настолько… старомодным в подобных вопросах. Господи, я словно попала в какой-то роман Эми Тан [35] Эми Тан — американская писательница китайского происхождения. Ее романы посвящены взаимоотношениям дочери и матери, проблеме идентичности китайцев в Америке. .

Вот как я оказалась в кабинете Боба Холидея в «Бангкок пост», плачась ему в жилетку, не думая о приличиях и хороших манерах. Боб, эмпат от природы, не мешал мне жаловаться и рыдать; он послал мальчишку за дымящейся лапшой в банановых листьях и ледяным кофе в одноразовых стаканчиках. Надо признаться, в моей болтовне было немного смысла.

— Отец живет в девятнадцатом веке… а то и раньше, — говорила я. — Он вообще не должен был выпускать меня из дому… из ресторана. В тот же Санта-Крус! Погоди, я еще скажу ему, что уже не девственница. Цена резко упадет, и сделка не состоится. Он сводит меня с ума. Ладно, он послал меня в Америку, но не позволял мне показаться даже в Сайлом-комплексе, в двух милях от дому, без сопровождения. У меня нет своей жизни! Нет, есть две полужизни: половинка — американской студентки, половинка — китайской хозяйки дракона. Я как два получеловека, из которых никогда не сложится целого. И здесь Таиланд, не Америка и не Китай. Более чуждого окружения не придумаешь!

Позже, поскольку я не желала возвращаться домой изучать подробности грозящего мне мерзкого брачного контракта, мы с Бобом поехали к нему на тук-туке [36] Тук-тук — трехколесный крытый мотороллер. . Моторизованный рикша ловко маневрировал по переполненным улицам и узким проулкам, и опять — как часто бывало, когда я с Бобом, — я обнаружила, что мы оказались в никогда не виденном мною прежде районе Бангкока, густо заросшем сорной травой и дикими банановыми побегами; «джунгли» резко закончились, и перед нами предстал одинокий слон, покачивающийся взад и вперед, которого окатывал водой деревенский паренек в рваном переднике — вот и все, что было на мальчишке из одежды.

— Ты уже, наверное, привыкла к трущобам, — сказал Боб, — я ведь таскал тебя по многим таким местам.

В квартире Боба седой слуга подал нам поразительно острое казн киеу ваан [37] Казн киеу ваан — острая говядина с зеленым карри. , и должна признать, что, хотя обычно я не переношу тайскую кухню, жар этого сладкого зеленого карри восхитил меня. Мы слушали Вагнера. У Боба потрясающая, невообразимая коллекция дисков. У него двенадцать записей моцартовской «Волшебной флейты», но всего три «Кольца нибелунга» Вагнера — втрое больше, чем у большинства известных мне людей.

— Просто слушай это! — сказал он мне.