Джонатан Стрэн - Драконы

— Тебе нельзя забывать о том, кто ты, — нежно напевала мне Мазери. — Никогда не забывай об этом.

Только сама-то она собралась позабыть. И решила позволить волшебнице навсегда оставить ее в новом теле и тем самым потерять себя. Так ради чего мне не забывать в себе человека?

Я услышал лязг железа и почуял запах дыма, болот и пота, возвестившие о приближении отца. Мазери всполошилась и вскочила. Я удержал ее когтем за лодыжку.

— Может, это твой последний шанс поговорить с ним! — сказал я. — Пожалуйста, останься.

На опушку вышел отец. Он был без шлема, но в доспехах.

— Мазери! — вскрикнул он и побежал к нам. — Мазери!

Сестрица высвободилась из моих лап, выронила гребень и ведро и прямо с обрыва нырнула в море. Отец что было силы помчался к утесу, и я за ним следом. На поверхности воды плавало платье. А от сестрицы остался лишь серебристый след там, где она скользнула под воду, когда уплыла.

Отец тяжело опустился на землю подле меня и вздохнул:

— Почему она убежала?

— Не знаю. На дне морском она встретила любовь. Сегодня она пришла сказать, что, быть может, больше не вернется.

Он взял гребень, которым расчесывала меня Мазери, и двумя руками поднес к носу. Мог ли он учуять ее? Скорее, гребень пах мной: дымом и землей, на которой я спал и лежал, а еще дубом, который нашептывал мне сказки и посыпал меня желудями и листьями.

— Перри, — наконец сказал отец, — теперь я окончательно поверил тебе. И собираюсь поговорить с женой.

— Осторожнее, отец. Смотри не позволяй навредить себе.

Он кивнул со словами:

— Сын мой, я не первый день воин. Я тоже силен.

Он поднялся и ушел. Я подумал, что надо было мне пойти с ним. Превратившись в дракона, я стал гораздо сильнее, чем в бытность мальчиком. Может, я смогу защитить отца.

Но потом я припомнил последнее заклинание, наложенное на меня мачехой: я должен ей подчиняться. Она приказала сторожить дерево. Предположим, я смогу побороть этот приказ и приду в замок с отцом. Что, если она велит мне броситься на него? Вынудит убить собственного отца?

Еще одну ночь я провел под своим деревом и слушал рассказы о героях, что возвращаются домой. В одолевшей меня дремоте я не заметил, были они рыцарями или драконами.

Наутро пришел отец и притащил мачеху. Волосы у нее были всклокочены, а платье — перепачкано.

— Ну же, женщина, — приказал отец, подтаскивая ее нос к носу ко мне, — верни мне моего мальчика.

И он оттолкнул ее от себя прочь, мачеха полетела вперед, споткнулась, но потом вновь обрела равновесие и остановилась.

— Ах, Перри, какой ты вырос большой. Тебе идет быть драконом. — Она улыбнулась мне. Потом распрямилась и достала из рукава серебряную палочку. — Но отец хочет, чтобы ты опять стал мальчиком. Так что извини. Надеюсь, ты не возражаешь.

И она трижды ударила меня палочкой по лбу, что-то при этом нашептывая. Я вздрогнул и затрясся, рассердившись и испугавшись одновременно. Я разинул пасть, готовую выдуть столб пламени, но вместо этого изрыгнул мускулистого юношу с блестящими влажными волосами. Я закашлялся и поперхнулся, и вот опять меня посетило то же чувство: я, то есть весь дракон, с ног до головы украшенный драгоценными каменьями, растворился и преобразовался в этого человека, что родился из меня. Я словно являлся двумя существами сразу, в ушах звенело и гудело, все было не то и не так, а потом, по мере исчезновения драконьей самости, я почувствовал себя чуть лучше. И встал на ноги, сжимая голову руками.

Отец снял плащ и накинул мне на плечи, завернул в него. Через миг появилась устойчивость в животе и в зрительном восприятии. Я попытался вновь обрести себя, только вдруг исчезли почти все запахи и добрая половина звуков. Мне казалось, что я плаваю в каком-то странном баке с воздухом, который находится за пределами реального мира.

— Вот, ничего с ним не случилось, — сказала мачеха. — Смотри, как он вырос, теперь он стал красивым юношей!

— А теперь верни мне дочь, — сказал отец.

— Конечно-конечно.

Мачеха подошла к самому обрыву, поднесла к губам маленький серебряный рог и протрубила.

Я ни звука не услышал, но чувствовал так, как мог бы уловить драконьими ушами. Человеческие уши не могли поворачиваться. Глубокая обида терзала меня. Мы с отцом стояли рядом с мачехой и смотрели на море. Вскоре приплыло столько рыб, что вода стала серебристой. Они шли косяком бок о бок настолько близко друг к другу, что по их спинкам можно было бы зайти далеко в море, даже не замочив ноги.

— Мазери? Где Мазери? — спросила рыб мачеха.

Мы тоже разглядывали рыб в поисках моей сестрицы.

— Здесь, — отозвалась находящаяся поодаль рыбина.

— Подплыви поближе, — велела мачеха, — иначе я не смогу снова превратить тебя в девушку.

— Ты, мачеха, уже однажды превратила меня. И никогда более я не позволю тебе коснуться меня. Оставь меня!

— Мазери, ты хорошо подумала? — спросил отец.

— Она навлекла на меня беду. Я для тебя мертва, отец, и в том ее вина! — выкрикнула сестрица и уплыла.

Все рыбы последовали за ней.

— Я сделала все, что в моих силах, Кендрик, — заявила мачеха. — Ты же видишь. Упрямица своенравна и домой не вернется. Но у тебя теперь опять есть сын. Разве этого мало?

— Да, Геневра, мало. Ты заслуживаешь тех же страданий, что выпали на долю моих детей.

Он забрал у нее волшебную палочку, связал руки за спиной и повел в лес.

— Кендрик! — взвыла мачеха. — Я мать твоего сына.

— Этого недостаточно, чтобы простить твои злодеяния. Я и раньше растил лишенных матери детей, — напомнил отец.

Тут они ушли уже далеко, и я перестал их слышать.

Я подумал, что отец лукавит. Без матери мы прожили год, а потом он привел в дом мачеху.

Все изменилось и стало совсем другим. Я прислонился к стволу дуба и огляделся по сторонам. Теперь мои глаза были выше над землей, а уши и нос потеряли чувствительность. Я попытался мобилизовать свой внутренний огонь и закашлялся. Изо рта у меня вырвались лишь какие-то невнятные звуки. Смогу ли я быть счастлив таким? Даже дуб лишился дара речи; шепот колышущихся на ветру листьев перестал складываться в слова.

Что ж. В бытность драконом я никак не мог сделать то, что мне ужасно хотелось. Больше я не чуял запаха корицы, день и ночь напоминавшего мне о том, что наверху находится нечто принадлежащее мачехе. Но теперь я мог залезть на дерево. Так я и сделал: скинул отцовский плащ и полез вверх, все выше и выше, пока ветви были довольно толстыми и могли выдержать мой вес. Я вновь пожалел о том, что не могу улавливать запахи чувствительным кончиком языка, как делал раньше, когда информация из воздуха поступала прямо мне в рот и затем в мозг. Я решил действовать на ощупь и прощупал всю крону руками, которые вскоре исцарапал в кровь. Как вообще можно здесь что-то спрятать? Может, мне просто показалось.