Джонатан Стрэн - Драконы

— Ты видишь, какая судьба ожидает тебя, девчонка, — произнес Король, и перешептывания, возникшие при виде кипящей воды, стихли.

Из сети не донеслось ни звука.

— Отвечай его величеству! — рявкнул какой-то придворный.

— Его величество не задал мне вопроса, — холодно произнесла она; я не видела ее лица из-за переплетения веревок. Но голос ее звучал ясно, четко и звучно по сравнению с бормотанием солдат. — Да, — ответила она. — Я вижу свою судьбу там, в этой воде, в этом огне, — такого ответа вы хотите?

И я заметила зеленый глаз, пристально глядевший на нас.

— Ты знаешь, девчонка, какой ответ мне нужен, — сказал Король; в этот момент он выглядел невероятно красивым и благородным. Он окинул ее яростным и в то же время нежным взглядом, словно не мог поверить в то, что собирался с ней сделать, словно готов был помиловать ее, стоило ей только продемонстрировать страх или нерешительность. — Выйди за меня замуж, и ты будешь жить. Если откажешь, я опущу тебя в кипяток.

— Если третьего пути нет, опускайте сеть, ваше величество. Потому что ни мое тело, ни моя душа не принадлежат мне, и я не могу отдать их вам.

И ее пальцы, сильные, ловкие, покрытые загаром, вцепились в веревки; она готовилась к казни.

Солдаты убрали крюк с сети, и она начала вращаться в клубах пара. В комнате воцарилась полная тишина, нарушаемая только потрескиванием поленьев, бульканьем и плеском воды. Женщина, сидевшая в сети, подняла голову и прислушалась, словно ребенок, играющий в прятки, который ждет, когда его придут искать и начнется веселье.

Король дал знак. Какой-то человек, стоявший рядом, передал его солдатам, и они начали опускать сеть.

Его величество наверняка был очень недоволен, потому что женщина, которой предстояло свариться заживо, не издала даже писка, не говоря уже о воплях или мольбах о милосердии. Она исчезла в кипятке беззвучно, словно репа или пучок травы, и пода сомкнулась у нее над головой. Темные волосы всплыли и еще несколько мгновений извивались на пузырившейся поверхности, среди веревок. Затем над булькающей водой остались лишь канаты, и в лицо нам всем повалил пар.

— Довольно, — произнес Король и взмахом усыпанной бриллиантами руки велел вытаскивать тело из котла.

Вокруг раздавались негромкие вздохи облегчения, возбужденное перешептывание — люди предвкушали удовольствие виден, то, что осталось от несчастной. Но мой отец, Капитан, стоял неподвижно, молча, положив руки на перила и сжав кулаки, и смотрел, как варится тело женщины.

Ее подняли, но мы не сразу смогли разглядеть ее, потому что от сети шел пар, с нее лилась вода; затем среди веревок показался какой-то комок. Человек с палкой, на конце которой был крюк, поймал узел и подтащил его к мосткам; люди отступили назад и спустились по ступеням, чтобы освободить место для сети.

Но мы с отцом остались на месте; лишь один ряд людей отделял нас от того места, куда опустили сеть. Между веревками торчала маленькая белая нога.

— Ты же сказал, что она сварится и станет красной, — прошептала я, обращаясь к Капитану.

Нога коснулась настила и продолжала висеть, словно мертвая, но затем прикосновение, казалось, разбудило ее, и женщина уперлась в доски; и в тот миг, когда сеть опустили и она упала вниз, из спутанных веревок поднялась пастушка, чудесная девушка, и взглянула на нас. Вокруг нее клубился пар от веревок, от ее тела, побывавшего в кипятке.

— Хвала моему Господу и Госпоже и всем святым за чудесные дела их! — раздался ее ясный, радостный голос из этого облака, и затем она вышла, целая и невредимая, несмотря на то что ее только что вытащили из котла с кипятком и что ее одежда и волосы еще были влажными от обжигающей воды.

Все отшатнулись — в ужасе и изумлении, — и Капитан оттащил меня назад, чтобы я не вздумала самовольничать и сделала как все; меня же охватило искушение выйти вперед, рассмеяться и в восторге захлопать в ладоши.

А что же Король? Я заметила, как блеснули его глаза, заметила в них искру гнева, тут же погасшую, — такого же гнева, что бушевал в груди Капитана, шипевшего мне в ухо. Затем лицо прекрасного человека снова стало неподвижным.

— Принесите мне мантию и маску, — приказал он, и на слове «маска» его голос превратился в рычание. — Принесите сосуд со спиртом. Тростник, ножи — вы знаете, что мне нужно.

Он не смотрел на тех, кому отдавал приказание; взгляд его был прикован к улыбавшейся женщине, окутанной паром.

Придворные взглянули на Кожу-да-Кости, который стоял немного впереди; лицо его выражало тревогу, казалось, он хотел что-то сказать. Но Король не пошевелился и продолжал рассматривать пастушку, словно охотник, заметивший молодого оленя и натягивающий тетиву. Господин Кости шагнул назад, к колебавшимся, молчавшим слугам, не сводя взгляда со своего повелителя.

— Вы слышали приказ его величества, — отрывисто бросил он через плечо.

Люди, находившиеся рядом с нами на платформе, обменивались взглядами, режущими, словно ножи, колючими, словно дротики; в самом воздухе чувствовалась угроза. Мрачное лицо Капитана было неподвижно, и в глазах его я могла рассмотреть отражение пара, поднимавшегося над женщиной, но остальные придворные и слуги были напуганы и не в состоянии были молчать и стоять неподвижно.

— Куда нам идти? — прошипел кто-то. — Здесь безопасно?

Король шагнул к внешним перилам, и люди рассеялись, словно вспугнутые мухи. Он взглянул вниз, на просторное помещение; здесь было много места для зрителей — вокруг столба, у колеса, по сторонам от ямы.

— Там, вдоль стены, — сказал он, сделав широкий жест.

— Вдоль всей стены, господин? — с сомнением в голосе переспросил господин Кости, затем покорно добавил: — Очень хорошо.

— Что он делает? Что он собирается делать? — прошептала я, и голос мой был едва слышен из-за шороха одежд, шарканья ног и бормотания окружавших нас людей.

Король молчал.

— Он делает так во время битвы, — объяснил Капитан бесстрастным, ничего не выражавшим голосом. — Только Король обладает такой силой; жрецы будят это, когда обрядят Короля.

— Какой силой?

Я слышала множество самых причудливых историй: о том, что Король может летать, или призывать гром и молнию, или заставлять ураганы пригибать вражеских солдат к земле, словно пшеничные колосья.

Но Капитан молча смотрел. Никому, казалось, не хотелось спускаться с нашей платформы. Внизу суетились люди, прибежали слуги из замка с охапками тростника — подумать только, всего-то безобидного зеленого тростника — и, повинуясь приказам, раскладывали его на каменных плитах пола. Господин Кости руководил ими очень спокойно, говорил тихим голосом, возможно надеясь, что Король передумает и прикажет ему остановиться, и не желая прослушать приказание.