Диана Чауш - Овермун

- Небывалое происшествие... подумать только, предатель среди овермунцев!..

- О да! Это и погубит их! Столетия нашего усердного труда не прошли даром! Мы готовили "ворона" с самого его рождения... Ха! И вот, в этот день мы пробили брешь даже в неприступном стане Белой Армии. Разве не чудесный знак? Империи суждено пасть!..

Гер-Крон склонил набок голову, чуть помолчал и добавил:

- А после битвы наших воинов будет в три раза больше поверженных овермунцев.

Этих слов было достаточно. Забыв узнать о судьбе браслетов, Шимрон повернулся и быстро зашагал к выходу. Однако краем уха ему удалось услышать шипение, пронесшееся холодом где-то сзади:

- А что до источников... Береги их пуще всех великих сокровищ, ибо не вижу я, какова судьба их...

Шимрон сел на гнедого жеребца, резко дернул поводья. Конь вздыбился, заржал. Наездник в последний раз взглянул в умирающий лик храма Солнца, на медный диск, как венец возвышающийся на крыше постройки. И пришпорил коня. Поднимая тучи пыли, а затем и вихри песка, резвый гнедой жеребец понесся по пустыне Анугх, к порталу на Калиатру.

Калиатра, Дворец Акиллера, кабинет государя

- ...Ваше величество желает ли принять Маргоса Шаогорна Прорайна?

- Желает, - ответил Шимрон.

Было четыре часа вечера, когда наместник вернулся во дворец. Не успел он и поесть, как его завалили документами, требующими подписания, пришли люди, уточняющие о процессе погребения Акиллера. Но единственным, что соответствовало событию в его настроении, было каменное, почти траурное лицо. В тот день его кабинет посещало много вельмож, дворян, офицеров человеческой армии, но ни одного овермунца. И теперь, когда у наместника не было ни сил, ни желания принять кого бы то ни было, он услышал заветное слово - Прорайн. Прорайн - самый древний вулкан, порождавший только величайших воинов, так или иначе сыгравших огромную роль в овермунской истории.

Двери тихо отворились. Шимрон, оторвав взгляд от пергамента, взглянул на прибывшего.

Стоящий перед ним овермунец заметно отличался от тех, что ему доводилось видеть. Обычно высокие, широкоплечие воины с твердыми чертами лица и прямыми взглядами не были похожи на не слишком высокого, не слишком впечатляющего телосложением солдата, в чьем выражении лица проскальзывала какая-то женственная мягкость, а во взгляде - подозрительность одновременно со слащавой покорностью. Когда он снял из уважения свой капюшон - до этого ни один овермунец Шимрону такой чести не оказывал! - черные кудри упали на его плечи.

Маргос, приложив к сердцу кулак - еще один признак уважения, которого наместник ни разу не удостоился, - сказал тихо:

- Приветствую, великий наместник!

- И тебя приветствую, - ответил Шимрон кивком, изо всех сил стараясь не выказывать своего нетерпения. - Проходи, присаживайся, не стой в дверях, мой друг.

Тот вновь поклонился и занял предложенное место напротив, в мягком кресле с высокой спинкой. Он смотрел на наместника через тот самый стол, за которым еще вчера Акиллер дописывал свои последние строки.

- Надеюсь, великий наместник в добром здравии и трезвости ума.

- И то, и другое в порядке, - смутившись, сказал тот. - Так ли и ты, Маргос?

- Так и я, повелитель, - в его голосе опять мелькнула нотка слащавой покорности.

- Не бойся, солдат, в этой комнате никто нас не услышит. Так что же, - предводитель темных кашлянул, - докладывай, с чем пожаловал. Хороши ли твои вести?

- Хороши они или нет, судить вам, повелитель! А заключаются они вот в чем. В Белой армии назревает величайший бунт, господин! Этим утром генерал Тамерлан созвал тайный сбор Совета, на котором было принято решение поднять восстание!

Лицо Шимрона слегка вытянулось. "Как точно подгадал Гер-Крон, - подумалось ему, - этот - действительно ворон среди соколов..." Глубоко вздохнул.

- Скажи, - пристально вглядываясь в темные глаза, произнес наместник, - какая нужда толкнула тебя так поступить?

Маргос потупился, услышав подобный вопрос. Не ожидал он этих слов в устах Шимрона. Тем не менее, он нашелся:

- Никакая другая, мой господин, кроме потребности в порядке и благоденствии... А порядок и благоденствие нынче вы только один излучать можете. Не расскажи я вам эту новость, вся пресветлая столица и весь великий Овермун погрузились бы в хаос и бесчинство, умылись бы кровью и слезами... Уповаю на вас, мой господин, ведь я верю, что один только вы и ваше могучее войско могут спасти всех нас от тирании овермунской знати!..

Слышать это Шимрон был не только не готов, ему и не хотелось: Маргос либо не знал, о чем говорил, либо подло лгал, в надежде снискать милость наместника.

- Что ж, - сказал тот, - пусть исполнятся твои речи, мой друг. Однако же, чего-то ты бы хотел за это?

- Если угодно будет господину, - стыдливо опустил глаза, - по окончании сражений наградить меня чином вашего офицера и, если смилостивитесь вы, великий наместник, дать мне землю... те поля, что на севере Калиатры...

- Пусть будет так, ежели не лжешь ты мне...

- Как можно, повелитель! - отшатнулся тот.

- Но, знаешь ли, Маргос, - протянул Шимрон, - только этих вестей недостаточно. Ты должен дать мне план их действий, если хочешь быть одним из моих генералов.

- Но повелитель, - побледнел предатель, - я не вхожу в высший офицерский состав и не знаю, каковы их планы в точности!..

- Узнай, мой друг! - развел он руками. - А пока что, выпей вина...

Наместник разлил вино по кубкам, по тем самым, из которых вчера пил то же вино, что и сегодня с Маргосом. "Раз уж суждено и тебе нанести удар в спину, то побудь немного на моем месте", - подумал предводитель темных. Солдат потянул напиток, помолчал в задумчивости.

- Из доверенного мне и своих собственных соображений, ваше величество, - осторожно сказал он, - мне известно, что в восстании примут участие все полководцы. Я думаю, они поднимут войска в каждой провинции, а потом подтянутся к Калиатре, где нанесут решающий удар. Говорят, мой господин, они не хотят медлить. Они сделают это третьего гер-крона...

- На рассвете, - завершил Шимрон, ухмыльнувшись, и выпил вино до дна.

Глава пятая. Клятва

"Я никогда не клянусь, - сказал он. - Если клятвы не исполнить, она не даст тебе покоя и в загробном мире"

("Вальдар Дэн-Рованэ Прорайн", записки современника)

К востоку от Калиатры, апельсиновые сады

Аден, сжимая плечи от холодного ветра, терпеливо ждала у своей лошади. Она стояла спиной к заходящему солнцу, и ее нежно-розовое платье для верховой езды сзади казалось ярко-красным, а спереди - почти темным. Белая лошадь позади нее пофыркивала и переступала с ноги на ногу.

Тамерлан тайным сообщением попросил ее явиться к "месту встреч" на закате без всякого сопровождения. Уйти из дворца без конвоя было крайне нелегко. Аден вот уже два дня после смерти отца находилась под строжайшим, впрочем, негласным надзором. Угрюмые молчаливые стражники постоянно дежурили не только за дверьми, но и в пределах ее спальни, ночами пугая своими мертвенно-белыми лицами. Она уже догадывалась, какова их сущность - это замаскированная личная охрана Шимрона. Эти стражники порой не исполняли ее приказов, в особенности, когда дело касалось ее личного пространства и времени.