Мэри Стюарт - Хрустальный грот

Но он отказался уступать давлению. Сперва надо выкурить старого волка, говорил он, и это развяжет нам руки для главной битвы. Кроме того, указывал он, Хенгист и его саксы — люди Севера и потому особенно подвержены влиянию слухов и суеверному страху; дайте мне объединить Британию против Вортигерна, говорил он, и саксы начнут нас бояться, начнут бояться британской рати как силы, с которой нельзя не считаться. Если дать саксам время, они соберут против нас одно большое войско, с которым можно будет покончить одним ударом.

Вожди собрали совет. Это было в крепости возле Глочестера, там, где первый мост переброшен через реку Сеферн. Воображение рисует его так ясно, будто я сам присутствовал там. Амброзий слушал, взвешивал и выносил свой суд, отвечая с присущей ему непринужденной серьезностью, давая высказаться каждому и не умаляя ничьей гордыни; и под конец принял решение, какое с самого начала намеревался принять, но уступая в делах малых, так что каждый из вождей полагал, что добился если не всего, чего хотел, то почти всего, а в обмен лишь уступил командование войсками своему королю.

Так, плодом этого совета стала первая победа Амброзия — не прошло и недели, как объединенное воинство британцев выступило на Север и настигло Вортигерна в Генореу.

Генореу лежит в долине реки Гуой, название которой саксы произносят как Уэй или Вайэ. Вайэ — большая река, что катит глубокие и безмятежные на вид воды по узкому ущелью, над которым нависли покрытые лесом склоны. Тут и там ущелье расступается, давая место зеленым пастбищам, но прилив поднимается на много миль вверх по реке, и пойменные луга нередко захлестывает ревущими бурыми потоками; великая Вайэ не так спокойна, как кажется, и даже летом в ней есть глубокие омуты, в которых отлеживаются огромные рыбины, а сильное течение способно перевернуть рыбачью лодку и утянуть человека на дно.

К северу, далеко за чертой, которой достигает прилив, там, где немного отступают скалистые утесы и долина делает широкий изгиб, высятся две горы, известные как Генореу. Большая — это северная гора, поросшая лесом и изрытая норами, в которых, как говорят, прячутся дикие звери и беззаконные, шалые люди. Гора, которую называют Малой Генореу, тоже покрыта лесом, но не столь густым, и поскольку склоны ее скалисты, высящаяся над кронами деревьев крутая вершина образует естественную цитадель, настолько могучую, что ее укрепили еще в незапамятные времена. Задолго до прихода римлян британский король построил на этой вершине форт, который благодаря своему господству над местностью и таким самой природой созданным укреплениям, как река и утес, стал грозной и неприступной твердыней. Вершина горы плоская, а склоны — крутые и изрезанные, и хотя в одном месте осадные машины можно было втянуть наверх, проход с этой стороны упирался в утесы, среди которых машины бесполезны. Повсюду, кроме этого прохода, был насыпан двойной крепостной вал, позади него шел ров, который требовалось преодолеть тем, кто желал пробиться к внешней стене крепости. Даже римляне лишь однажды подошли к ее внешнему валу, но захватить крепость смогли лишь благодаря предательству. Это случилось во времена Карактака. Генореу была из тех крепостей, что, как легендарную Трою, берут изнутри.

И в этот раз взяли ее изнутри. Но не предательством, а огнем.

Всем известно, что там произошло.

Войско Вортигерна еще не успело оправиться после стремительного бегства из Сноудона, когда армия Амброзия вошла в долину Вайэ и стала лагерем к западу от горы Большая Генореу, в местечке под названием Ганарью. Мне не доводилось слышать, сколько припасов было у Вортигерна, но крепость держали в полной готовности как раз на такой случай. К тому же всем было известно, что в стенах крепости, которую на памяти людской еще никто не смог взять, бьют два источника; поэтому Амброзий мог потерять немало времени прежде, чем взял бы измором запершегося там Волка. Но как раз осады Амброзий и не мог себе позволить: под боком у него стягивал силы Хенгист, и апрельские шторма готовы были бы замереть, открывая морские пути меж Британией и побережьями Саксонии. К тому же британским союзникам Амброзия не терпелось схватиться с Хенгистом, и потому они ни за что не согласились бы на затяжную осаду. Генореу требовалось захватить молниеносно.

Штурм крепости был скоротечный и беспощадный. С тех пор немало говаривали, что взятие крепости было местью Амброзия за своего давно умершего брата. Не думаю, что это правда. Такая злопамятность была не в его характере; к тому же он прежде всего был полководец и прекрасный стратег и тактик, а уже потом обыкновенный человек. Им руководила только необходимость, а к беспощадному штурму его вынудила жестокость самого Вортигерна.

Три дня Амброзий осаждал крепость в обычной римской манере. Там, где это представлялось возможным, он велел подтянуть осадные машины и пытался пробить оборону. Ему и в самом деле удалось разрушить внешний крепостной вал в двух местах у так называемой Римской дороги, но тут его войска оказались на открытом пространстве перед внутренним валом, из-за которого посыпался град стрел, и он приказал отступить. Увидев, сколь долгой обещает стать эта осада, а также и то, что и в эти три дня часть британских отрядов потихоньку оставила его лагерь, словно гончие, почуявшие сакского зайца, Амброзий решил приблизить развязку. Он послал к Вортигерну парламентера с предложением условий, на которых крепость будет сдана. Вортигерн, который, должно быть, видел уход части британских войск и не мог не понимать, в каком положении оказался его противник, рассмеялся посланнику Амброзия в лицо и отослал его назад без ответа, но с отрубленными руками, которые, завернув в окровавленную тряпицу, привязали бедняге к поясу.

Спотыкаясь, парламентер вошел в шатер Амброзия сразу после захода солнца третьего дня и смог удержаться на ногах, пока произносил слова, которые ему было велено передать.

— Они говорят, что ты можешь оставаться здесь, мой господин, пока твоя армия не растает, а ты сам не станешь таким же безруким, как я. У них достаточно припасов, милорд, я это видел, и вода…

— Он сам приказал сделать это? — только и спросил Амброзий.

— Королева, — ответил искалеченный воин. — Это была королева.

Он рухнул ниц у ног Амброзия, и из окровавленной тряпицы вывалились его руки.

— Тогда мы спалим это осиное гнездо вместе с королевой и всеми прочими, — коротко бросил Амброзий. — Позаботьтесь о нем.

Той же ночью, к вящему удовлетворению осажденных, с Римской дороги и из пробоин во внешнем валу исчезли осадные машины. Вместо этого проломы заложили огромными ворохами валежника и спиленных сучьев, и Амброзиево войско теснее сжало кольцо на подступах к вершине горы: цепи лучников стали в немом ожиданье, а позади них — ратники, готовые зарубить любого, кому удастся бежать. В тихий предрассветный час был отдан приказ. Со всех сторон через стены крепости обрушился ливень стрел с наконечниками из подожженной промасленной пакли. Долго ждать не пришлось. Постройки были большей частью деревянные, а внутри скопилось множество повозок, запасов, животных и корма для них. Огонь жадно набросился на крепость. А когда рассвело, подожгли валежник у внешних стен, так что любого, спрыгнувшего с них, снаружи тоже встречала стена огня, а еще дальше — железное кольцо британской армии.