Ричард Кнаак - Право по рождению

Он не стал выслушивать их возражения. Верховный инквизитор рассёк рукой воздух, и повелительно взглянул на обоих сверху вниз.

— Я задаю вопрос кратко, чётко и в последний раз! — стражники внезапно окружили пару, словно те были преступниками. — Кто осквернил могилу и тело нашего убитого брата?

В голове у Мендельна ужасно стучало, уже не в первый раз с тех пор, как его брата несправедливо обвинили в смерти двух проповедников. Брат Ульдиссиана стоял, прислонившись к дереву, в лесу далеко к северу от деревни, одну руку приложив к виску и пытаясь унять боль.

Но хуже, чем пульсация, было то, что он потерял сознание уже третий раз за это время. Он был на пути с фермы, чтобы увидеть брата, — и это было последним, что он помнил. Поднеся пальцы к переносице, младший сын Диомеда плотно закрыл глаза. Он надеялся, что это немного ослабит давление…

Образ кричащего человека в мантии заполнил его сознание.

С мычащим стоном Мендельн, спотыкаясь, отошёл от дерева. Он посмотрел вокруг, уверенный, что увиденное им происходит прямо сейчас.

Но лес был пуст. Мендельн постепенно осознал, что, хотя рот человека был раскрыт, из него не вылетало ни звука. Мендельн припомнил шелест травы и даже звук грома, но не звук голоса.

Минутный кошмар? Продукт его взвинченного воображения, вызванный отвратительными убийствами? Это похоже на правду… И всё же, всё было таким правдоподобным .

Внезапно в голове застучало с новой силой. Не в силах превозмочь боль он закрыл глаза.

И снова образ мужчины встал перед глазами Мендельна, только на этот раз тело беспомощно распростёрлось на земле, и что-то нависало над ним. Жуткий страх отражался на лице проповедника, и он напрасно пытался отползти от того, что бы к нему ни приблизилось.

Мендельн открыл глаза… И картина исчезла.

Однако на этот раз брат Ульдиссиана понял, что то, что он наблюдал, не было ни вымыслом, ни событием настоящего. Он и в самом деле был один в лесу. Нет, на этот раз видение продлилось достаточно долго, чтобы он успел узнать одеяние кричащего человека, если не самого человека.

Это был наряд прислужника из Триединого… А человек был агентом, которого так зверски убили.

По телу Мендельна пробежала дрожь. Что это значило? Почему его вдруг стали посещать эти чудовищные видения убийства миссионера?

В его роду никто никогда не занимался колдовством, и Мендельн сомневался, что это его проявление. Должно быть более разумное, более правдивое объяснение.

Нос у него чесался. Мендельн вдруг понял, что на переносице что-то есть. Он поскрёб её, и на его ладони посыпалась грязь. К тому же он обнаружил, что свежая грязь почти целиком покрывает пальцы.

А когда это произошло? Брат Ульдиссиана некоторое время не был на ферме и тем более не работал в поле. Он был слишком озабочен тем, как помочь брату. Может, он почему-то упал, пока ехал? Это объяснило бы и потерю сознания, и грязь.

«Что происходит ?» — пробормотал Мендельн. Его жизнь всегда была совершенно обычной — и даже скучной. А теперь всё пошло верх дном. Эти потери сознания, опасное положение Ульдиссиана, древний камень…

Камень .

Мендельн не верил в совпадения. Эти помрачения не начались, пока он не притронулся к артефакту. Каким-то образом он подействовал на него, и это воздействие было для него непостижимо. О да, Мендельн слышал в детстве истории о магических местах и существах, но ведь это были только сказки .

Теперь он задумался о том, почему он видит именно убийство проповедника. Первое, что пришло ему на ум, заставило кровь отхлынуть от его лица.

«Нет! Это был не я! Я не мог!» Неужели он видел убийство… Да ещё прямо перед собой… Потому что он был виновен в нём?

Но здравый смысл взял верх. Мендельн был с Ахилием в то время, когда произошли убийства. Таким образом, он не мог принимать участия в гнусных событиях, как и Ульдиссиан.

Тем не менее, это не объясняло ни грязи на руках, ни странных и повторяющихся случаев потери памяти. И это очень сильно пугало Мендельна.

Он снова подумал о своём брате, узнике. Образ Ульдиссиана в камере леденил Мендельна. Своими проблемами он займётся позднее; гораздо важнее, чтобы Ульдиссиан как можно скорее вышел из клетки.

Распрямившись, Мендельн направился в Серам. Однако по пути он позаботился о том, чтобы начисто вытереть руки. Возможно, грязь ничего и не значила, но он решил не испытывать судьбу.

Очень много странного произошло, и невинные комочки почвы могут обличить ещё в каких-нибудь страшных деяниях. Он нисколько не поможет брату, если его самого начнут подозревать в преступлении.

Мендельн усмехнулся своей глупости. О каком преступлении могут говорить грязные руки в регионе фермерских хозяйств?

Тем не менее, брат Ульдиссиана продолжал вытирать свои ладони и пальцы об одежду всю дорогу в Серам.

Двое стражников пришли за Ульдиссианом как раз тогда, когда ему удалось забыться беспокойным сном. Когда он пошевелился, один из них загрохотал дверью камеры, затем открыл её.

— Пойдёшь с нами, — пролаял тот из них, что был выше, — плосколицый молодой человек, в котором Ульдиссиан узнал пасынка Дория. — Только без шуточек, а?

Вместо ответа фермер молча заложил руки за спину и повернулся, чтобы стражники могли обвязать запястья. Сделав это, они вывели его.

Тиберий встретил их у выходной двери. Капитан не делал попыток скрыть раздражение, но и не спешил объяснять Ульдиссиану причину своего настроения. Фермер только предположил, что ничего хорошего это ему не сулит.

И точно, когда он оказался снаружи, Ульдиссиан понял, что дела ещё хуже, чем прежде. Он сразу же увидел главного представителя Собора Света и понял, что это не простой священник из соседнего города. Это был верховный инквизитор, одно из самых высокопоставленных лиц в Соборе. Хуже того, надменный человек был в сопровождении нескольких мрачных стражников… И очень испуганных Серентии и Ахилия.

Священник подошёл к нему. Глядя свысока на фермера, он произнёс нарочито громко:

— Знай, Ульдиссиан, сын Диомеда, что с тобой говорит брат Микелий, верховный инквизитор этих мест, служащий во славу драгоценного Пророка! Я пришёл, чтобы установить глубину твоей вины, и отсюда определить, что следует предпринять для спасения твоей души! — он остановился, затем добавил. — А после этого — души того, кто осквернил могилу нашего агента, кто бы это ни был!

Ульдиссиан побледнел. Брат Микелий дал понять, что судебным разбирательством будет править он. Не это обещал Дорий!

Прежде чем он успел раскрыть рот, чтобы выразить протест, верховный инквизитор повернулся туда, откуда с меньшим энтузиазмом, чем желал бы Ульдиссиан, за процессом наблюдал глава деревни: