Ричард Кнаак - Право по рождению

Тени всё чаще становились его спутниками. Он стал много бодрствовать ночью. Тогда Мендельн впервые начал слышать голоса. После двух ночей прислушивания к ним он наконец набрался храбрости последовать за ними.

И, разумеется, они привели его прямо к кладбищу.

На этот раз Мендельн вошёл без колебаний, несмотря на новолуние и отсутствие звёзд. Он ничуть не боялся, ибо то, что лежало перед ним, было не загадочным, бесконечным местом из его видения, а просто последней обителью почитаемых местных. Это место было наполнено в основном покоем, шелестом мыслей и бесконечными сновидениями.

Но в самом центре было что-то ещё, что-то куда более древнее. Нечто, что возбуждало шёпоты и подстёгивало его вперёд.

Мендельн заметил, что стал хорошо видеть ночью. Больше того, он почувствовал, что видит теперь почти так же хорошо, как и днём. Даже Ахилий не мог превзойти его.

Он приблизился к участку, в котором ощущался источник. Здесь шёпоты стали более отчётливыми. Большинство их исходило из могил поблизости, и они говорили о своих жизнях так, словно они продолжались по сей миг.

«Нужно приготовить бобы, а потом испечь хлеб. Надо постирать рубашки детям…»

«В самом деле, это отличный жеребёнок, я могу продать его мастеру Линию, когда он подрастёт…»

«Поппи говорит не играть у реки, но она сверкает, и под ней танцуют рыбки. Я просто пойду и посмотрю немного, и я буду очень осторожна…»

Они звучали снова и снова. Мендельну даже казалось, что если скосить глаза, можно увидеть неясные тени над могилами, тени, представляющие тех, кто говорит.

Но, хотя всё это и восхищало его, не для этого он пришёл сюда сейчас. Нужно было разобраться с тем, что лежало в сердце кладбища. Но, когда брат Ульдиссиана в первый раз взглянул туда, он ничего не увидел кроме заросшего старого надгробия с едва видимыми знаками.

Он приблизился. Разочарование захлестнуло его. Знаки были старыми, но различимыми письменами, а не древними символами, на которые он рассчитывал. Мендельн хотел было уйти, но вдруг припомнил кое-что о его теперешнем местоположении.

Это было то самое место, где в его видении стояла огромная крылатая статуя.

Это заставило его вернуться к могильной плите. Он попробовал потрогать пальцами там, где было высечено имя…

Огромная сила отбросила его более чем на ярд.

Мендельн ударился о другое надгробие, при столкновении ему здорово досталось. Его зрение затуманилось…

Огромный полупрозрачный образ внезапно возник над плитой. Он даже отдалённо не походил на человека, но не было в нём и ничего демонического. Тень и звёздное свечение — звёздное свечение, исходящее не от небес, — формировало то, что было видимым. То, что, по мнению Мендельна, было вытянутой мордой рептилии, повернулось к нему.

«Ты должен остаться с ним… — произнесла она. — Брат раскроет секрет сестры, и она убьёт за это…»

Зрение Мендельна наконец прояснилось… И образ исчез. Всё было так, как до того, как он коснулся камня.

Отчего-то он понял, что не сам камень призвал это — что бы это ни было — к нему. Нет, истинный источник лежал под землёй. Камень выступал чем-то вроде проводника.

Но что это означало? Мендельн прокрутил слова в своей голове. «Ты должен остаться с ним… Брат раскроет секрет сестры, и она убьёт за это…»

Брат? Сестра? Ничто из этого не представляло смысла для него, ясно было лишь, что конфликт между ними повлечёт смерть. Странно, но эта «смерть» беспокоила Мендельна, как никакая из недавних. Он чувствовал, что она приведёт к ещё более ужасным последствиям.

«Ты должен оставаться с ним…»

Он вскочил на ноги. Вот где ключ. В предупреждении могло говориться только об одном человеке, ибо о ком ещё Мендельн подумал бы первым делом, как не о своём брате?

— Ульдиссиан! — он поспешил с кладбища, срочность дела превозмогла уважение к окружающей обстановке.

То, о чём говорилось в предостережении, должно было произойти очень, очень скоро.

Если уже не произошло…

В ночной темноте Собор буквально служил маяком, манящим всех к себе. Неважно, какой был час, всегда находился кто-то, кто приветствовал паломника или заблудшую душу. Так повелел Пророк, сказав, что спасение народа не должно прекращаться лишь потому, что кончился день.

Пророка часто можно было увидеть в эти поздние часы, ибо Инарию не требовался сон. Тем не менее, хотя он и стал отрицать бы это, ангел выказывал всё большее нетерпение, и потому, неспособный предстать перед толпами смертных в своём полном великолепии и отправиться в полёт, он вместо этого обходил спиралевидный дворец вдоль и поперёк, иногда объявляясь там, где его последователи менее всего ожидали его увидеть.

Этой ночью лучезарный юноша стоял на вершине высочайшей башни. Отсюда можно было обозреть пейзаж на много миль вокруг. Всё казалось таким близким, словно он мог тут же куда угодно подлететь.

Инарий не боялся, но был осторожен. Игра, которую он вёл с Люционом, требовала такта с обеих сторон, чтобы не испортить всё и не открыть Санктуарий его сородичам. Он чувствовал, что ему вполне по силам сдерживать демона, пусть даже Люцион был способен призвать всю мощь Пылающего Ада. В конце концов, этот мир был инариевым произведением. Никто не мог отнять его у него… Ни демон, ни она, ни даже какой-то простой фермер, чья жизнь была не более чем мгновением по сравнению с его.

И вскоре они все это узнают.

Ульдиссиан услыхал крик, в то время как набирался духу сказать Лилии, что она должна остаться независимо от того, чего желает. Этим вечером он уже предпринял две попытки, и то, что оба раза закончились занятием любовью не очень-то заглушало чувство вины. Сейчас, когда к нему вернулись силы и дыхание и он сказал себе, что на третий раз не потерпит поражения, голос, судя по всему, принадлежавший брату, пронёсся эхом по дому мастера Этона.

Люди Парты, похоже, считали его теперь домом Ульдиссиана, но он собирался пользоваться им не более чем три дня… И даже за это испытывал чувство вины. Как только он исчезнет, Лилия и остальные смогут им пользоваться столько, сколько им будет нужно для того, чтобы решить, что им делать дальше.

К несчастью, Мендельну, судя по всему, требовалось уладить что-то немедленно. Ульдиссиан поднялся с постели, чтобы сходить посмотреть, что происходит.

— Только недолго, — прошептала Лилия, желая в очередной раз соблазнить его своим тоном.

Кивнув, он накинул что-то на себя и вышел… И тут же чуть не столкнулся со своим братом.

— Ульдиссиан! Какое счастье! Я страшился худшего!

Напряжение Мендельна было заразительным.

— Что? Надзиратели мира или морлу? Инквизиторы Собора?