Нелла Тихомир - Сокровище Единорога

- Что ж, и шкаф тоже дело не пустое, - мать усмехнулась. Сказала после паузы:

- К тому же, доча, нам гордиться не приходится.

- Что? О чем ты, мам?

- Да о чем… Ведь, как мы с тобой отсюда разъехались, народ-то болеть не перестал. Короче, все наши клиенты перекочевали к травнику с Вырубки. А хозяйство - ты сама видела. Угля нет, дров тоже, зерна курам на зиму не на что купить. Спасибо хоть, Калиниха да Малька сыновей своих уговорили, сена нам накосили для коров, а то бы или продать, или резать пришлось. В общем, если мы этих денег не возьмем, зиму нам не пережить, вот и весь сказ.

Нимве долго молчала. Потом, опустив голову, произнесла:

- Ладно, мам. Ясно. Раз так… Пускай деньги у тебя останутся.

Кьолана долго не было, и с наступлением темноты Нимве места себе не находила. Иногда посещала ужасная мысль, что он просто взял да уехал навсегда, потому и отдал деньги Хелеа. И, ближе к полуночи заслышав во дворе собачий лай и стук колес, Нимве, будто сумасшедшая, метнулась к двери, распахнула ее… и остановилась. Пару раз глубоко вздохнула. Воротилась в сени и, накинув плащ, вышла на крыльцо.

Было холодно, накрапывал дождик. Нимве не увидела - угадала силуэт лошади в темноте, у ворот. Услыхала пыхтение собак.

- Кьолан! - окликнула она, спускаясь по ступенькам.

- Я здесь, - ответил он.

Когда Нимве подошла, он возился с чем-то у повозки.

- Ты долго, - она коснулась его плеча. Он обернулся.

- Так получилось. - Голос прозвучал устало.

- Голодный? Идем в дом.

- Только лошадь распрягу.

- Ладно, я зажгу фонарь в деннике…

Покуда сидели за столом, Кьолан почти не разговаривал, они обменялись от силы парой слов. Он даже не намекнул, где был, что делал целый день, а Нимве взяла себя в руки и не спрашивала. Раз не хочет говорить, его дело, думала она, собрав посуду и возясь у мойки, но в горле стоял ком, глаза щипали предательские слезы, и сердце так щемило, что было трудно дышать. На что я надеялась, думала Нимве, настоящая жизнь здесь, а не в лесу! А как он здесь жить будет? Ну, как? И разве это жизнь для такого человека…

Услышав, как отодвинулся стул, она не повернулась. Вздрогнула, когда он обнял ее сзади.

- Я соскучился, - тихо молвил он, щекоча губами ухо.

Закрыв глаза, Нимве прижала к себе его руки.

- Сердишься? - спросил Кьолан.

- На что?

- Из-за денег.

Нимве повернулась. Его глаза смутно поблескивали в темноте. Она ответила:

- Что ты, нет…

- Просто я подумал… Работник из меня так себе, - он усмехнулся. - А содержать лишний рот денег стоит.

- Никакой ты не лишний рот, - Нимве обняла его, прижалась щекой к груди. - Глупости какие. А за деньги спасибо. Правда. Мы сейчас… Из-за того, что нас обеих долго не было… В общем, мы на мели.

Его ладонь легла Нимве на волосы.

- Я сегодня в таком месте был, - тихо выговорил Кьолан, - сам бы не поверил.

- Где?

- В архивах Дома Таэнана.

Нимве отстранилась, заглянула ему лицо. Кьолан продолжал:

- Меня туда раньше и близко не подпускали. А сейчас все нараспашку, после того, как они уехали. На входах королевские гвардейцы, но внутрь до сих пор никто не заходил. Боятся.

- Ты вроде говорил, что маги разрешали тебе пользоваться библиотекой.

- Это не библиотека. Там хранятся документы. Пришлось полазить по подвалам. Я потому и задержался, просто о времени забыл.

- А что ты искал?

- Так… Нужно было кое-что выяснить.

- И выяснил?

- Не всё. Часть документов я привез, посижу пару дней, разберусь. Не важно. А ты? Что ты делала?

- Как обычно, по хозяйству, и тебя ждала…

- Ждала?

- Конечно. А ты все не ехал, и я…

Наклонившись, он губами заглушил ее ответ. Нимве отозвалась на поцелуй, ощущая, как плавится, тает в груди сердце, и тревоги уходят, словно вода в песок.

Подхватив, Кьолан усадил ее на стол возле плиты. Зазвенела посуда. Нимве улыбнулась, притянула его к себе. Запустила руки в густую гриву, и, сомкнув глаза, так неистово припала к губам, словно человек, что перед ней, был источником, а она - умирающей от жажды.

Следующие дней пять Кьолан провел над документами. Он часами сидел в комнате, обложившись старыми пергаментами, какими-то книгами в дорогих, тисненых золотом кожаных обложках. Нимве временами заходила, садилась неподалеку, у стола, молча смотрела, как Кьолан читает, смотрела на его сдвинутые брови, на сосредоточенное лицо…

А когда не читал, он постоянно о чем-то размышлял, становился замкнутым и молчаливым, будто прежде, как тот человек, которого Нимве знала под именем Мафхор. Она совсем извелась, гадая, о чем он думает, когда вечером, при свете одинокой лампы, без движения сидит на подоконнике и смотрит, смотрит куда-то в темноту, заслонившую окна. А пристать к нему с расспросами… Нет, решила Нимве, я ему не тюремщик, и он свободный человек. Пусть сам решит, как жить. И если… если решит уехать… Но сама мысль вызывала такое отчаяние, что Нимве поспешно прекращала об этом думать.

Тем временем всех взбудоражил слух: королева отреклась от престола. Мамины подруги, регулярно наведывающиеся на ферму, только об этом и говорили. Проверить новость было невозможно, поэтому не утихали споры, народ поделился на верящих и не верящих, и драки в кабаках участились. Говорили, будто герцог Кендарн заставил жену отречься, и что это как-то связано с путешествием принцев.

Нимве понимала: скорее всего, это не просто слухи, а правда, но делала удивленное лицо, когда соседи пробовали обращаться к ней за разъяснениями.

Через неделю Кьолан снова уехал в город, снова пропадал там целый день, даже не объяснив, где был, а вскоре после этого ферму посетил гвардейский офицер, посланник принцев. Он привез письмо, в котором близнецы приглашали Нимве и Кьолана прибыть на церемонию. Что за церемония, не уточнялось, да в этом и не было нужды: раз королева отреклась, кого-то обязаны объявить наследником. Нимве лишь молилась, чтобы им оказался один из принцев. А то, поди знай, может, они решили настоять на своем и отказаться от престола!

По прошествии семи дней, вечером, к воротам подъехала карета, а еще через пару часов Нимве об руку с Кьоланом поднималась по ступеням Малого дворца, резиденции королевской семьи. Огонь, что горел в каменных чашах по краям, отражался в мраморе, и Нимве вдруг почудилось, будто они всходят на костер. Она сжала ладонь спутника, кутаясь в плащ и пугливо озираясь.

- Не бойся, - тихо молвил Кьолан. - Все будет хорошо.

У огромных, окованных бронзой створчатых дверей стояли гвардейцы. Когда гости подошли, офицеры взяли на караул, и Нимве отшатнулась.

А внутри у нее совсем закружилась голова от яркого света и роскоши. Замок графа Атлана показался бы лачугой рядом с этим. Мрамор, золото и красное дерево, огромные картины, живые цветы и хрусталь на люстрах, восковые свечи в огромных канделябрах…