Джон Норман - Рабыня Гора

– Я приглашу его взглянуть на тебя, – сказала Мелина.

У меня екнуло сердце. Пока Турнуса нет в поселке, Мелина продаст меня!

– Уж постарайся ему понравиться, сучка, – предупредила она, – а то до конца дней твоих буду сечь!

– Постараюсь, госпожа! – обещала я. Еще как постараюсь! Когда еще выпадет возможность вырваться отсюда? Да я бы все на свете сделала, лишь бы избежать тягот деревенского рабства. Понравиться ему? Понравлюсь! Вот увидит – буду сама покорность, сама чувственность! Вдруг стало страшно. Что он за человек? Мужчины по-разному воспринимают женские уловки. Знать бы наверняка, чего ему хочется! Нет, не угадать. Безнадежно. Ну и шлюха же ты, сказала я себе. Подергала связанные руки. Откуда мне знать, какие женщины ему нравятся? Робкие, скромные – швырнул к своим ногам и изгаляйся? Или похотливые, что так и норовят пустить в ход язык? А может, дерзкие, непокорные, может, ему нравится их укрощать? А что, если он питает слабость к холодным, надменным, презрительным красавицам, что в мгновение ока превращаются в отчаянно корчащихся, жалобно стонущих от мужского прикосновения рабынь? Не знаю. Знаю одно: я должна показаться ему красивой, физически привлекательной. Тут Мелина все предусмотрела. Ума ей не занимать, да и практической сметки – тоже. Девушка красивее всего нагая, в ошейнике или на цепи. Вот она и поставила меня на колени, в позу покорности, и связала. И теперь я стою прижавшись животом к столбу, обхватив его руками, широко расставив колени. Взглянув на стоящую в такой позе женщину, мужчина не сможет, пусть подсознательно, не почувствовать ее открытости, уязвимости, не сможет не ощутить себя ее властелином, могучим и неотразимым. Все продумала, до мелочей: связанные ладони, руки, будто в объятиях охватившие столб, свисающая с шеи длинная веревка – связывай рабыне руки за спиной и веди ее, точно самку табука, куда душе угодно. Можно к тележке привязать – и босая, обнаженная, я побреду за ней, взметая дорожную пыль. Да, ума Мелине не занимать.

– Вот она! – раздался ее голос.

Испуганно вздрогнув, я вцепилась в столб. Помимо моей воли бессознательное это движение получилось на удивление грациозным. Да ведь, наверно, этого и добивалась Мелина, неожиданно гаркнув у меня над ухом! Показать мужчине во всей красе прелестную, испуганную, связанную рабыню. Я вздрогнула так естественно! А Мелине того и надо.

Как вести себя с ним? Не знаю. Что ж, буду просто рабыней в Богом забытой деревушке, связанной земной девушкой, чью привлекательность пришел оценить мужчина. А кто же я еще? Прекрасная варварка, совсем чужая, с далекой, не похожей на Гор планеты, ко встрече с этим миром совершенно не готовая. Может, горианским мужчинам интересно укрощать и приручать таких? Из землянок, рассказывала Этта, получаются превосходные рабыни. Наверно, так оно и есть.

– Как живешь, птенчик? – спросил торговец.

– Хорошо, хозяин, – ответила я.

– Варварка, – заключил он.

– О? – притворно удивилась Мелина. А ведь прекрасно знает, что я варварка!

– Открой рот, – приказал он.

Я открыла рот.

– Видишь? – Сунув пальцы мне в рот, он раскрыл его шире. – В последнем зубе, наверху слева – кусочек металла.

– Это врачи делают, – сказала Мелина.

– Ты из местности, что называют Землей?

– Да, хозяин.

– Вот видишь? – это он Мелине.

– Умная рабыня, – похвалила Мелина. Не высекли бы!

– Я Тупеллиус Миллиус Лактантиус из рода Лактантиусов, торговцев из Ара, – проговорил он, обращаясь ко мне. – Но настали тяжелые времена, и хоть мне и было тогда всего восемь, пришлось бродить с тележкой – долг, законы касты, гордость семьи и все такое прочее.

Я улыбнулась.

– Хорошая улыбка, – отметил он. – В здешних поселках меня называют Туп Поварешечник. А тебя как зовут?

– Ну, как она тебе? – вмешалась Мелина. Торговец оглядел меня:

– Для ошейника в самый раз.

Я сгорала от стыда. Любому горианину ясно – я рабыня. Вопрос лишь в цене да в том, кому мне принадлежать.

– Ну разве не хорошенькая? – настаивала Мелина.

– В городах, – ответил он, – таким несть числа. В одном Аре каждый год тысячи таких продают и покупают.

Я содрогнулась.

– Сколько дашь?

– В лучшем случае, – прикинул он, – медный тарск.

Я красивая рабыня, я знаю. Но вот того, что таких красоток на Горе тьма-тьмущая, и не подозревала. В этом мире рабыни-красавицы не в диковинку. И цена им невысока. Девушкам куда красивее меня нередко приходится довольствоваться долей кухарок в больших домах или в цепях и казенных туниках скрести по ночам полы общественных зданий.

– Так не хочешь брать? – недовольно пробурчала Мелина.

Он погладил мой бок. Я вцепилась в столб.

– А она ничего!

Внезапно, без предупреждения, он коснулся меня. Закрыв глаза, не в силах сдержаться, я вскрикнула, прижалась к столбу, судорожно обхватила его руками.

– Ага! – произнес он.

Я вздрогнула, не открывая глаз.

– Горячая, – причмокнул он. – Это хорошо. Очень хорошо.

– Очень горячая? – уточнила Мелина.

Снова эта рука! Снова, не в силах с собой совладать, я отчаянно вскрикнула.

– Очень, – рассмеялся он. – Спокойно, птенчик!

– Не надо, хозяин, пожалуйста! – взмолилась я. И тут же, вскрикнув, впилась в дерево ногтями, забилась на привязи.

– Перестань! – стонала я, – Перестань, прошу, хозяин!

Он убрал руки. Прислонившись в столбу, я дрожала от страха – а вдруг он опять начнет меня трогать? Он встал.

– Ну, очень горячая? – допытывалась Мелина.

– В шлюхи сгодится, пагу разносить.

– Прекрасно! – обрадовалась Мелина.

– Да, – добавил он, – и все же больше медного тарска дать не могу.

– Почему?

– Война, – вздохнул он, – набеги, города в упадке. Рыночные помосты просто ломятся от красоток, что раньше были свободными. И дают за них сущие гроши.

– И что, все такие же горячие, как эта?

– Да, многие. Поставь девушке на тело клеймо, посади ее на цепь, поучи немного – и через неделю она готова, горячее некуда, прямо рвется.

– Так скоро? – изумилась она.

– Да, – заверил Туп. – Возьми женщину – любую женщину, не обязательно землянку – эти-то просто созданы, чтоб быть рабынями, о них и говорить нечего, – нет, любую родом с Гора, свободную, высшей касты, будь она даже холодна как айсберг, надень на нее ошейник, вдолби ей, что она рабыня, – распалится как миленькая!

Мелина расхохоталась. Я залилась краской. Такую напраслину возводить на женщин Земли! Что ж они, не знают, что я землянка? Да нет, знают, конечно. Чешут языками и внимания не обращая на рабыню. Но все-таки – правда ли это? Может, никакой напраслины и нет?

– Надень на нее ошейник. – Он сомкнул руки у меня на горле.

Я напряглась. С его-то – горианина – силой ничего не стоит мне шею сломать – только захоти! Что я смогу сделать? Убрал ладони с горла, схватил меня за волосы. Оттянул мне голову назад.