Джон Норман - Рабыня Гора

– Ты плачешь, как женщина, – заметила я. Она обернулась.

– Когда-то, – начала я, – и я не хотела быть женщиной. А потом встретила мужчин, какие мне и во сне не снились. И поняла: быть женщиной – это счастье. Ни за что не хотела бы быть никем другим. Пусть из-за того, что я женщина, я оказалась во власти мужчин – все равно дорожу своей женственностью. Среди таких мужчин я свою женственность ни на что на свете не променяю. У каждой девушки есть хозяин. Просто ты, Ремешок, еще не встретила своего.

Стоя у решетки, она злобно глядела на меня.

– Есть мужчины, – продолжала я, – которым ты почла бы за счастье зубами развязать ремни сандалий.

– Если бы Турнус хоть взглянул на меня, – заговорила она, – я на животе проползла бы десять пасангов, чтобы слизать пыль с его ног.

– Значит, Турнус – твой хозяин.

– Да. Турнус – мой хозяин.

– Как тебя зовут? – спросила Редис.

– У тебя есть имя? – спросил незадолго до этого Турнус.

– Мой бывший хозяин, Клитус Вителлиус из Ара, – ответила я, – называл меня Дина.

– Для него ты так мало значила? – удивился Турнус.

– Да, хозяин.

– Хорошее имя. Только уж слишком обычное.

– Да, хозяин.

– Нарекаю тебя Дина! – объявил он. Точно животному кличку дал. – Кто ты?

– Дина, хозяин…

– Как тебя зовут? – спросила Редис. Я улыбнулась.

– Дина.

– Многих девушек с таким клеймом зовут Динами, – заметила Турнепс.

– Я слышала, – сказала я.

– Хорошее имя, – похвалила Верров Хвост.

– Спасибо.

– Приятно, наверно, носить женское имя, – позавидовала Турнепс.

Я не ответила.

– Я – Редис, – сказала Редис.

– Я – Турнепс, – сказала Турнепс.

– Я – Верров Хвост, – сказала Верров Хвост. Ремешок взглянула на меня.

– Я – Ремешок.

– Тал, – поприветствовала я их.

– Тал, – дружно ответили они.

– Ты главная в клетке? – спросила я Ремешка. – Да.

– Бить меня нет необходимости. Я подчинюсь.

– Все мы женщины. Все мы рабыни, – вздохнула Ремешок.

– И над всеми нами – плетка, – добавила Турнепс.

– Меня били плеткой по рукам, – рассказала я, – но не секли ни разу.

– А давно ты в рабстве? – спросила Редис.

– Нет.

– Для свободной ты слишком красива, – заметила Турнепс.

– Я жила далеко отсюда.

– Судя по акценту, ты из варваров, – предположила Ремешок.

– Да.

– Где ты жила? – поинтересовалась Верров Хвост.

– Эта местность называется Земля.

– Никогда не слышала, – удивилась Турнепс.

– Где-нибудь на севере? – принялась допытываться Редис.

– Далеко, – ответила я. – Не надо об этом.

Как могла я говорить с ними о Земле? Чтобы сочли сумасшедшей или лгуньей? Разве поверят они, что существует мир, где мужчины состязаются, выкрикивая политические лозунги, презрев свое главенство, радостно спеша превратить себя в евнухов? Что кому-нибудь, кроме лесбиянок и мужчин, мужчинами, по существу, не являющихся, захочется жить в таком мире? Истина далеко не всегда соответствует политической целесообразности.

– У варваров так скучно, – протянула Турнепс. – Ты никогда не была в Аре?

– Нет.

– Меня однажды продавали в Аре, – похвастала она. – Чудесный город.

– Приятно слышать.

Еще бы – ведь Клитус Вителлиус из Ара.

– Странно, что тебя никогда не секли, – размышляла Турнепс. Я пожала плечами.

– Наверно, ты слишком красивая.

– По-моему, секут только уродок, – заявила Верров Хвост.

– Точно, – подтвердила Редис.

– Мне кажется, – возразила я, – красива девушка или нет, нужно будет – хозяин ее высечет.

Странно, что сказала об этом я, земная женщина. А действительно, если надо высечь – почему же не высечь, тем более если у девушки хозяин – горианец?

– Дина права, – кивнула Редис.

– Нас секут, – подтвердила Ремешок, – когда им нравится.

– Да! – хлопнув себя по бедрам, рассмеялась Редис. – Вот звери! Сделала ли что-нибудь, нет ли, все равно: хочется им – становись под плетку!

– Мужчины – хозяева, – отчеканила Турнепс. – Что хотят, то с нами и делают.

– Мы в деревне, Дина, – напомнила Верров Хвост. – Но останешься здесь надолго – узнаешь, что такое плетка.

Я содрогнулась.

– Меня толком и не били, – пролепетала я.

Этта никогда не пускала в ход плетку, хотя, как главная рабыня в лагере, имела право. Дважды – по спине и по ногам, – подгоняя к конуре, меня хлестнула Мелина, подруга Турнуса, моего нового хозяина. Невероятное унижение! Так как же вынести, когда тебя секут по-настоящему? Что чувствуешь, когда твое тело обжигает плеть?

– Ремешок, а это больно? – спросила я.

– Да, – ответила она.

– Очень больно?

– Да.

– Ты сильная, Ремешок. Ты боишься плетки?

– Да.

– Очень боишься?

– Да, – ответила она. – Я очень боюсь плетки.

Меня затрясло. Если даже великанша Ремешок боится, то что же говорить обо мне?

– Пора спать, – объявила Редис.

Мы улеглись на солому и вскоре уснули. Раз я проснулась в холодном поту. Странный сон. Обнаженная, в стальном ошейнике, стою я на коленях на гладких плитах в прекрасной комнате, точно во дворце. Передо мной – низенький столик. На нем нитки и бусинки в чашечках, рабские бусинки – красные, желтые, пурпурные – самых разных цветов. Я откуда-то знаю, что должна нанизать бусы. Перед моими глазами – плеть.

– Что это? – спрашивает голос.

– Плеть, хозяин, – отвечаю я.

– А кто ты?

– Рабыня, хозяин.

– Повинуешься?

– Да, хозяин.

И тут плеть резко опускают к моему лицу, прижимают к губам. Больно. Я чувствую рукоятку зубами.

– Целуй плеть, рабыня! – раздается голос. Я целую плеть.

– Кто приказывает мне? – спрашиваю я. Будто я должна об этом спросить. Хотя таких вопросов рабыни обычно не задают. Это может быть сочтено за непозволительную дерзость. Но меня не хватают за руки, не швыряют на пол, не секут.

– Тебе приказывает Белизариус, рабыня, – слышу я в ответ. И етвет этот кажется странно уместным, как бы единственно возможным. Хотя никакого Белизариуса я не знаю.

– Каков приказ Белизариуса, хозяина рабыни? – снова спрашиваю я.

– Он прост, – гремит голос.

– Да, хозяин.

– Нанижи бусы, рабыня!

– Да, хозяин, – отвечаю я. Руки мои тянутся к нитям и бусинкам… и тут я проснулась.

Непонятный сон. Я ощупала пол. Никаких гладких плит. Дерево, солома, железные прутья. Под ними – утоптанная земля. Сна как не бывало. Лежу, таращусь на доски и решетки. Полнолуние. Я встала на солому. Ни в каком я не во дворце. Я в клетке в Табучьем Броде. Я подошла к решетке, держась за прутья, выглянула наружу поверх плотно спрессованной земляной стены. В нескольких дюймах над головой – крыша клетки. Руки вцепились в решетку. Когда-то меня звали Джуди Торнтон. Я в клетке! У меня вырвался испуганный возглас. Ухмыляясь, на меня смотрел Брен Лурт. Девушки беспокойно заворочались, но не проснулись. Отпрянув от решетки, я легла на солому. Он все смотрел на меня. Я попыталась натянуть на ноги коротенькую тунику.