Джон Норман - Рабыня Гора

Я вспомнила: там, дальше по коридору, другая дверь, около нее стоит стражник.

– А зачем же тогда, – спросила я, – в коридоре стражник? Саша взглянула на меня.

– Разве ты не видела в коридоре боковые двери?

– Видела.

– Вот их он и охраняет.

– А не нас?

– Здесь, в крепости, мы – самый бросовый товар, – рассмеялась она.

– О! – удивилась я.

Не отставая от нее, я оглянулась на дверцу. Крепкая. Изнутри не открыть. Там, за ней, в коридоре – кладовые с товаром, по-настоящему ценным товаром, который стоит того, чтобы поставить у дверей охрану. Тогда, в коридоре, мы проходили мимо кладовых. Двери заперты, но стражи там не было. Значит, там товары менее ценные. Слова Саши разозлили меня. Самый бросовый товар! Но потом я вспомнила: цена мне – всего лишь шесть медных тарсков.

Пройдя через какую-то каморку, Саша вышла в короткий коридор, ведущий в большую комнату. Коридор закрывали мощные решетчатые ворота, сквозь которые виднелись другие. Вот по этой решетке внутренних ворот и стучал стражник, вызывая рабыню Сульду к ложу Хака Харана. Но сейчас его не видно. Вообще никого. Однако ворота – и внешние, и внутренние – крепко заперты. На каждых – по паре тяжелых квадратных замков. Для каждых ворот нужны два ключа. Между воротами – около двадцати футов. А за ними украшенный вазами, устеленный коврами коридор. Я задумчиво рассматривала два висящих на внутренних воротах тяжелых замка.

– Отмычкой не взять, – перехватила мой взгляд Саша. – Там специальная втулка. Ни проволокой, ни булавкой не проткнуть. И заглушка – металлический конус. Перед тем как воткнуть ключ, ее надо отвинтить. Ни проволокой, ни булавкой ее и с места не сдвинешь.

– А есть здесь хоть что-нибудь вроде прочной проволоки или длинной булавки, что-то подходящее по длине, хоть попробовать?

– Нет, – отрезала Саша.

Я угрюмо стояла, вцепившись в решетку.

– Ты рабыня. Пленница, – напомнила Саша. – Пойдем.

Бросив последний взгляд на замки и решетки, я повернулась и пошла за ней. Она привела меня в каморку, мимо которой мы недавно проходили. Здесь девушки приводили себя в порядок. Здесь висели зеркала. Я увидела прелестную темноволосую рабыню, нагую, в турианском ошейнике, а за ней – другую темноволосую красавицу в платьице из желтого шелка, с плеткой в руке.

Саша указала мне на одну из пяти небольших, утопленных в пол ванн, показала, как пользоваться ароматическими маслами и полотенцами.

– А то ведь ты невежественная. Даже ванну принимать не умеешь.

Я покраснела.

Потом я отмыла волосы от дорожной пыли и пота, высушила, расчесала.

– Я хочу есть, – сказала я.

– Сядь на пол, – велела мне Саша.

Я, голая, уселась на пол.

Она бросила мне связку колец с колокольчиками.

– Надень.

– Они же застегнуты.

– Надень.

Вытянув левую ногу, я осторожно, одно за другим, надела на нее четыре кольца. Между кольцами – тоненькая вертикальная планка. Каждое кольцо размыкается и застегивается: на одном конце – крошечный штырек, на другом – паз. Болт входит в паз и защелкивается. Кольца плотно охватывают ногу. На каждом кольце – пять колокольчиков.

Надела. Застегнула.

Сижу и боюсь ногой пошевелить: зазвенят колокольчики, привлекут мужчин.

– Умеешь танцевать голой? – спросила Саша.

– Я не знаю танцев рабынь, – прошептала я, – я не умею танцевать.

– А шелками оборачиваться умеешь?

– Нет, госпожа. – Я потупилась.

– А пользоваться косметикой и духами рабынь?

– Нет, госпожа.

– А носить украшения?

– Нет, госпожа.

– А как доставить мужчине высшее наслаждение, знаешь?

– Я мало знаю, госпожа, – призналась я.

Лишь бы ногой не шевельнуть!

– Да тебя вообще чему-нибудь учили?

– Я мало знаю, госпожа. Одна рабыня, по имени Этта, научила меня кое-чему, чтобы я не была совсем уж никчемной, чтобы не били слишком часто.

– Кто твой прежний хозяин?

– Туп Поварешечник, бродячий торговец.

– А до этого?

– Турнус из Табучьего Брода, землепашец.

– А до этого?

– Клитус Вителлиус из Ара, воин.

– Хорошо.

– Но у него я была совсем недолго, – добавила я.

– А до этого?

– Двое воинов. Не знаю, кто они. Просто я принадлежала им.

Саша не удивилась. Девушка часто не знает, кто ее хозяин. Днем ее могут схватить, вечером превратить в рабыню, а утром – продать.

– А до этого? – спросила Саша.

– Я была свободной.

Взглянув на меня, Саша рассмеялась.

– Ты? – переспросила она.

– Да, госпожа.

Она хохотала. Кровь бросилась мне в лицо. Да, наверно, без ошейника меня теперь представить трудно.

– Искусство быть рабыней тебе неведомо, – заключила Саша, – или почти неведомо. Ничего ты не знаешь: ни как двигаться, ни как смотреть, ни осанку держать не умеешь, ни телом своим владеть, ни лицом, не говоря уж о тонкостях и уловках, от которых зависит, позволят ли тебе мужчины жить.

Я не сводила с нее испуганных глаз.

– Но ты хорошенькая. А к хорошеньким девушкам мужчины снисходительны. Так что надежда есть.

– Спасибо, госпожа, – прошептала я.

– Почему ты не двигаешься?

– Колокольчики… – чуть слышно пролепетала я.

– Ну и что?

– Стыдно. Чувствую себя рабыней до мозга костей.

– Ну и прекрасно, – ответила Саша. – Встать, рабыня! – выпалила она.

Под звон колокольчиков я поднялась на ноги. Увешанная колокольчиками рабыня.

– Пройдись по комнате!

– Пожалуйста, не надо, госпожа! – взмолилась я. Она подняла плетку. Я повиновалась. И снова встала перед ней. И тут вдруг она коснулась меня. В смятении я отвела глаза, закусила губу.

– Великолепно, – похвалила она. – Стоило звякнуть рабским колокольчикам – и ты готова для мужчины.

– Пожалуйста, госпожа, – умоляла я.

– Горячая шлюшка! К зеркалу! На колени! Я встала на колени перед зеркалом.

– Существует сто одиннадцать основных оттенков губной помады для рабынь, – начала она. – Все зависит от настроения хозяина.

– Да, госпожа, – кивнула я.

Немного позже в комнатенку собрались и другие девушки. Как и мне, им предстояло прислуживать за вечерней трапезой. Так уж принято в крепостях на Горе – если крепость не под осадой, для мужчин вечер – время удовольствий.

– Через пять энов, – прокричал снаружи мужской голос, – чтоб были в зале на пиру!

Девушки заахали, занервничали, завершая последние приготовления, спешно поправляя украшения и шелка. Кое-кто торопливо подкрашивался. Двое сцепились из-за кружочка теней для век, но опустившийся между ними кнут Саши быстро их успокоил. Вернувшаяся от Хака Харана Сульда, сияя, подкрашивала губы. Девушки приглаживали шелковые наряды.

Я взглянула в зеркало. Хороша! Платье из алого шелка. Накрашена, надушена. Мягкая, слабая, податливая. Увешана браслетами, ошейник оплетен золотым ожерельем.