Анджей Сапковский - Польская фэнтези (сборник)

— Если Боги дали нам десять пальцев на руках, — сказала Мараена, — видимо, так мы и должны выглядеть. Что говорят твои родители?

— Сначала очень злились. Уже назначили мне искупление — два месяца буду чистить стены храма Каль-Абар. Выдержать можно. Но теперь они уже успокоились. Зато все время дрожат за меня и мое будущее. Сама знаешь: «Куда идешь, Каззиз? Что будешь делать вечером, Каззиз? Ты должен думать о будущем, Каззиз!»

— Ну точно как моя мать, — улыбнулась Мараена. — Неужели все взрослые одинаковые? А может, дети превращаются во взрослых людей так же, как личинки дромадеров во взрослых животных? У личинок исчезают усики и большие глаза, а у детей пропадает желание играть и чувство юмора? У дромадеров вырастают дополнительные ноги и густая шерсть, а у родителей появляется нудное причитание и прорезается страсть к поучениям?

— Это не все, — сказал Каззиз, глядя на кончики пальцев, выглядывающих из сандалий. — Это не все, Мараена. Родители хотят, чтобы я перестал встречаться с ребятами. И с тобой. Говорят, что мне уже почти четырнадцать лет, вскоре меня примут в касту. И тебя в твою тоже, и других ребят... Говорят, что я должен дружить только с Чистыми, потому что в будущем мне предстоит жить и работать среди них.

Он поднял голову, но не решился взглянуть ей в глаза. А может, не хотел? Может, предпочел смотреть на ее девичьи, пока еще угловатые, но уже приобретающие женственную округлость бедра? На руки с покрашенными в соответствии с законами ее касты красным ногтями. На выпуклости, намечающиеся под плотно охватывающей тело тканью. Может, он хотел так смотреть на нее и вспоминать свои первые сны о женщинах. А может, боялся взглянуть на ее губы, которые вот-вот проговорят, что он, конечно, прав. Ведь мама Мараены наверняка постоянно повторяла те же слова Свитков, что и его родители. Девочке тоже уже исполнилось тринадцать, и вскоре ее должны будут принять в касту. А это означало, что они смогут встречаться только здесь, в общей зоне, недолго и лишь в связи с занятиями, требующими сотрудничества. И разговаривать только так, как дозволяют Свитки представителям различных каст.

Коту Мараены, Берою, божеские законы не мешали. Он спрыгнул с рук хозяйки, подошел к Каззизу и, тихо мурлыча, потерся о его ногу.

Да, Оронк, старый, умирающий кот... Так говорят Свитки. Они учат нас, как достойно жить, как общаться с Богами, как познать цель и смысл существования. Они устанавливают табу, говорят о наказаниях за преступления, подсказывают, как выходить из трудных ситуаций. Определяют ритуалы и обычаи, описывают наше прошлое и говорят о будущем. Они — основа нашего бытия, без них мы не существовали бы. Но и они не выжили бы без нас, ибо что есть священная книга и Бог, у которого нет поклоняющихся ему? В такой взаимозависимости уже прожили сотни поколений с тех пор, как наш народ возник на старой Земле, а потом переправился сюда, в этот далекий мир.

Мы отрезаны от остальной человеческой цивилизации. Наши предки выкупили права на колонизацию Регелиса, обрели мир, в котором могли жить по законам, данным нам в Свитках. Эти законы заставили Уэлдона отсечь себе палец во искупление греха халатности. Эти законы велят пятнадцатилетним детям вступать в те касты, в которых пройдет их дальнейшая жизнь. Эти законы предписывают человеку, нашедшему тебя, кот, мертвым, совершить необходимые обряды, мумифицировать твое тело и захоронить в песках пустыни, окружающей наш город-колонию. Оронк, старый котище, этим человеком буду я.

Помнишь ли еще ты, когда она к тебе прикасалась? Сегодня, вчера, на прошлой неделе? Сколько времени тебе пришлось влачить сюда свое дряхлое тело, чтобы передать мне этот дар? Дар памяти...

Спустя два года после случившегося в порту Каззиз стал полноправным членом касты Чистых. Ушел в пустыню, где многие дни предавался размышлениям, отказавшись от пищи и принимая лишь чистую воду. Потом прошли торжества, в которых участвовали все священники Каль-Абара, самого большого храма города, и гости из других номов.

Колонизация планеты началась тридцатью годами раньше. С того времени количество жителей выросло с двадцати тысяч до двухсот. Сразу же по прибытии колонисты активировали в инкубаторах свои плоды, а в настоящее время на свет являлись уже родившиеся естественным путем дети первых искусственно зачатых регелиан. Планета была суровой и безжизненной — летом стояла жара, доходящая до восьмидесяти градусов Цельсия, зимой, даже на экваторе, морозы достигали минус пятидесяти. Однако планета была богата сырьем. Солнечная, химическая и ядерная энергии помогали возводить дома, изолирующие людей от враждебного климата. Автоматы-исследователи отыскали несколько районов с приемлемым микроклиматом. Другие параметры тоже благоприятствовали колонизации. Тяготение на Регелисе составляло четыре пятых земного. Несколько неглубоких морей — зимой промерзающих не до дна, а летом испаряющихся почти целиком — смягчали климат. Собственная живность Регелиса не перешагнула порога колоний одноклеточных. Континенты на огромных пространствах были покрыты зелеными кожухами органической материи, проходящей годовой цикл развития. Весной они разрастались, набухали, образуя слизистую, склеивающую песок пленку. Летом странные поля высыхали, превращаясь в рваную тонкую темно-зеленую пленку. Осенью сильные ветры разрывали пену на лохмы и разносили по поверхности планеты. Рассеявшиеся таким образом споры ухитрялись перезимовать и дождаться очередной весны. Во временных морях и подземных реках тоже ютились различные формы водорослеподобной жизни. Эти несложные организмы за несколько миллиардов лет существования сумели в ходе фотосинтеза наработать столько кислорода, что он составлял десять процентов атмосферы Регелиса.

Люди Свитков заселяли одну за другой провинции — номы: возводили города и фабрики пищи, строили шахты. На орбите удерживался сателлитарный центр связи с гиперпространственным проходом. Проход по меркам человеческой цивилизации находился очень далеко от планеты — на расстоянии более четырех парсеков. Регелис практически был отрезан от остальной части человеческой цивилизации и ее крупнейшего средоточия — Солярной Доминии.

Для церемонии принятия в касту, уже после испытания голодом, Каззиза поставили перед первосвященником храма Каль-Абар. Аудиенц-зал был небольшой, невысокий, освещенный не компакт-лампами, а горящей в углу лампадой. В комнате клубился дым, выжимающий из глаз Каззиза слезы. Одетый в черные одежды старец сидел на своем престоле. На голове у него была тиара, а ноздри, уши и глаза прикрывали золотые бляшки. В углах комнаты стояли четыре аколита могучего сложения. Лысые, в набедренных повязках. Первосвященник жестом подозвал мальчика. Растопыренной пятерней коснулся его лба, губ и подбородка. Потом острым ногтем процарапал на груди слева знак змеи, а справа — птицы. Обмакнул палец в кровь и нарисовал на животе символ глаза — знак касты Чистых.