Мари Кирхофф - Кендермор

Когда остался всего один лист бумаги, Тас решил закругляться.

"Бумага уже кончается, так что мне пора. Было очень приятно познакомиться с тобой. Когда мы были вместе в Утехе, каждый из вас доставил мне немало приятных минут (в том числе и Рейстлин). И, будь другом, передай Флинту, что я никогда не верил, будто он взаправду считает меня дверной ручкой, и очень сильно люблю и его тоже."

Тас еще раз перечитал последнее предложение и решил, что получилось здорово. Нужно было поскорей заканчивать письмо, или неровен час он расхныкается, слезы попадут на бумагу и размоют чернила, и тогда придется начинать заново.

Сосредоточенно прикусив кончик языка, он подписался: "Твой друг, Тассельхоф Непоседа."

Подобрав сопли, он помахал листиком в воздухе, чтобы скорее высохли чернила, сложил страницы вместе и свернул пополам. На обратной стороне последней страницы кендер вывел: "Танису Полуэльфу, который живет в Утехе".

Он знал, что письмо кто-то да получит и сохранит до того времени, пока не вернется Танис из своего приключения.

Тассельхофф плакал не потому, что боялся умирать. Было очень мало вещей, которые могли бы напугать кендеров. И, хотя они не стремились к смерти, кендеры считали ее последним большим приключением. Таса глодала мысль, что придется навсегда расстаться со своими лучшими друзьями, Танисом и, конечно, Флинтом.

В дверь постучали, и стук этот выглядел не более чем насмешкой в данной ситуации, ведь обитатели комнаты были в то же время пленниками. Деревянная дверь распахнулась, и в отбразовавшуюся щель просунулась голова Бодзила.

— Пришло время кендеру примерить витрину, — весело сообщил он.

От его голоса проснулись Вудроу и Винни, и теперь усиленно пытались понять, что происходит.

— Примерить витрину… — уныло повторил Тас. — Что это значит?

— Мыслиггомпоговориликакулучшитьнашувыставку, сделатьееболееинтересной. Говорил гном-механик очень быстро, избегая встречаться с Тасом взглядом.

— Мы подумали, что нужно разместить побольше экспонатов в красивых витринах, — голос Бодзила смолк, но сам он продолжал нервно подергиваться.

— Оооох, — простонал Винни из тени. Его услышал только Вудроу. — Это только повод вывести его отсюда, не вызывая лишних подозрений. Еще никто не возвращался с "примерки".

Вудроу поднял вверх опухшие глаза и сглотнул.

— Оооо… — его затуманенное сознание начало понемногу проясняться, хотя он так и не смог побороть в себе нерешительность.

— Идем, Непоседа, — скомандовал Бодзил. И, видя, как кендер поднимает с пола хупак, добавил: — А свою рогатку можешь оставить здесь. Там, куда ты отправляешься, она вряд ли понадобится. Можешь забрать ее позже.

— А где Лигг? — спросил Тас у меньшего из гномов-механиков, вглядываясь через его плечо в безмолвный коридор.

— Он должен кое-что подготовить, — туманно ответил Бодзил, — но скоро он к нам присоединится.

Тассельхофф решительно выпятил подбородок, попрощался с Вудроу и Винни, которые, казалось, все еще пребывали в сонном оцепенении, и последовал за Бодзилом в освещенный факелами коридор. Кендеру нечасто приходилось ходить, не подпрыгивая через каждый шаг. Его руку твердо сжимала маленькая, но сильная рука Бодзила; во второй руке гнома-механика покачивался факел.

— Ну и как ты собираешься это делать? — любопытствовал кендер. — Трахнешь меня по голове, подсыпешь в еду отраву, задушишь подушкой?

Он не переставал думать "об этом" несколько последних часов.

Бодзил поежился.

— Тебе не кажется, что разговоры на эту тему — признак дурного вкуса? — Он погладил Таса по руке. — Тебе лучше не знать.

Они замолкли. Тас услыхал крик петуха в одной из отдаленных комнат. Его уши могли различить даже едва уловимое шуршание, когда маятник часов рассекал воздух.

Кендер не мог сказать, как долго они шли, когда гном-механик остановился у запертой двери.

— Здесь. Выставочная комната, — сказал он невыразительным голосом. Бодзил открыл маленькую, невзрачную деревянную дверь.

Не веря своим глазам, Тассельхофф вытянул шею. Он даже присвистнул от неожиданности и облегчения. В свете факелов разноцветными вспышками загорались тысячи и тысячи стеклянных сосудов.

— Выглядят, как драгоценности, — изумленно выпалил он. Кендер нырнул в комнату и тут же шмыгнул между двумя рядами витрин всевозможной формы и оттенка, в высоту достававших ему до колена. Над каждой из витрин он застывал с нескрываемым восторгом: синее небо, синее яйцо птицы, синяя вода, зеленое море, зеленая трава, янтарь, рубин, и дюжины других цветов.

— Я не видел столько разных цветов с тех пор, как разбил витраж в кендерморской Радужной таверне. Подумать только, сколько оттенков могут принимать кусочки стекла!

— Они не обычные, — самодовольно пояснил Бодзил. — Мы сами выдуваем витрины из стекла, потому наше стекло очень прозрачное и прочное, но достаточно тонкое, чтобы через него можно было все хорошенько рассмотреть. Как нельзя лучше подходит для размещения экспонатов. Ты уже присмотрел себе что-нибудь? — он обвел рукой ряды витрин вокруг себя.

Витрины целиком заполняли комнату, потому было сложно оценить ее размер или прикинуть, сколько же тут собрано стеклянных ящиков. Тассельхофф порхал от одного к другому, как пчела между цветами. Наконец он на мгновение остановился у длинного, но низкого сосуда с широким горлышком, задранным под отстрым углом.

— Полезай внутрь, примерь, подходит ли тебе размер! — подбадривал кендера Бодзил.

Согласно кивнув головой, Тассельхофф закатал рукава рубашки, нагнулся и просунул ногу в горлышко сосуда. Он влез в банку почти по пояс, когда ноги его заскребли по днищу.

— Мне придется лечь, чтобы поместиться здесь, но, кажется, вечно лежать — не совсем хорошая идея, — сказал он, оглядываясь в поисках витрины попрактичнее.

— Конечно, — радостно пожхватил Бодзил. — И вообще я не уверен, что тебе идет янтарный цвет.

Тас снова стал виться по комнате, находя более высокие витрины. Он проскальзывал внутрь и вылазил наружу, испробовав все очертания и размеры сосудов. Кендер сразу же исключил из списка аквариумы, так как боялся, что будет болтаться от одного борта к другому, а это совсем не соответствовало тем ожиданиям, которые кендер возложил на будущее приключение. Ему понравилась изящная форма баночки для имбиря. Ее узкое донышко плавно прогибалось вверх, а затем смыкалось у горлышка. Но кендер предвидел, что такой сосуд будет слишком сдавливать шею, что вызовет неприятные ощущения. Он отверг прямые, ровные склянки как черезчур традиционные. К слову, и сидеть в них тоже неудобно, решил Тас.

Осторожно взвесив все за и против, он направился к склянке, в которой уже пытался поместиться раньше. Она была изготовлена из стекла с примесью кобальтовой сини, имела простые, но изящные очертания: элегантная, да еще и вместительная к тому же, с едва заметным горлышком и волнующе-округлым донцем. Именно такую кендер считал достойной своей персоны. Тассельхофф внимательно изучил ее и попытался представить в ней себя. "Буду ли я выглядеть там счастливым?" — размышлял он.