Марк Энтони - Родственные души

Флинт подпрыгивал, придерживая правое плечо левой рукой. «Я ничего не вижу!»— пожаловался он. Толпа вокруг него с Танисом уплотнилась, несмотря на его ворчание, и скоро толчея разделила их.

«Флинт!»— позвал Танис. — «Когда все закончится, встретимся у мастерской!»

Но гном был сметен толпой.

Несмотря на шум при приближении свиты, толпа притихала, когда Портиос с сопровождающими проходил мимо. «Вот что ты будешь помнить всю свою жизнь!»— услышал Танис, как один эльфийский отец говорил молодой дочери, которая, казалось, больше интересовалась поглощаемым ею ломтем поджаренного хлеба с сахаром, чем разворачивавшейся перед ней историей.

У Таниса перехватило дыхание от осанки и внешнего вида Беседующего, шествовавшего с царственным выражением лица, расправленными плечами под золотой мантией, сверкавшей подобно золотому ободу у него на лбу. Рядом с ним почти так же величественно, шаг в шаг, шел Портиос, одетый в простую темно-зеленую мантию.

Полуэльф замер, когда Беседующий с Портиосом проследовали мимо; в нем боролись гордость за них и зависть к ним. Танис подумал, кто займет место его родителей, когда наступит время его собственного Кентоммена , или его человеческая кровь лишит его этого права.

Толпа хлынула за Беседующим, но Танис остался на месте. Затем он двинулся в противоположном направлении.

* * * * *

Выкрикивая проклятия, придерживая плечо и мечтая, чтобы этот тупоголовый полуэльф нашел его, Флинт проталкивался между эльфами. Но он был почти вполовину ниже их, и его несло вместе с ними, как листок в бурном потоке.

Наконец, между двигавшимися телами, он заметил знакомую фигуру, стоявшую в дверях в десяти метрах от него. Флинт уперся ногами и прокричал: «Мирал!» Маг обернулся к нему с удивленным выражением на лице и сделал приглашающий жест гному, но Флинт только бессильно пожал плечами. Если бы он мог так спокойно протолкаться сквозь толпу, он бы остался с Танисом.

Высокий маг добился большего успеха, чем он, пробиваясь сквозь море эльфов, и фигура в капюшоне вскоре добралась до гнома и втянула его в другую дверь. «Легче зацепиться за что-нибудь устойчивое и позволить толпе обтекать тебя», — с кривой улыбкой прокомментировал маг. Они в молчании наблюдали, как эльфы бурлили вокруг поющим красно-зелено-желто-синим потоком.

«Что произойдет потом?»— поинтересовался Флинт.

Маг выглядел испуганным. «С кем?»— спросил он.

«С Портиосом». Флинт указал за удалявшуюся процессию, над толпой виднелись уже только плюмажи стражников. «После того, как он завершит свое дежурство в Роще».

«Ты два десятка лет посещал Квалинести и не изучил, как происходит Кентоммен ?»— удивленно спросил Мирал.

У гнома нарастало раздражение: «Я видел небольшие празднования, но ничего такого, что могло бы особо привлечь внимание».

«А», — глубокомысленно кивнул маг и вышел из дверей, зашагав в сторону мастерской Флинта. «Ну, после Калтасы — это как раз стартующее сегодня трехдневное дежурство — Портиоса выведут из Рощи три дворянина, их личности будут замаскированы черными мантиями, перчатками и масками. Беседующий при этом не будет присутствовать. Он за день до этого отправится в уединении предаваться медитации и молитвам».

«Портиос будет в серой мантии, как и Гилтанас, который возвратится из своего ночного дежурства в Кентомменаи-кате в созерцании Реки Надежды». Мирал прервал свой рассказ. «Ты был там?»

Флинт кивнул.

«Горожане не будут обращать внимание на братьев», — сказал Мирал. — «Это часть требований Кентоммена ».

«Я знаю», — произнес Флинт. — «Айлия объяснила мне. Куда направится Портиос?»

Маг продолжил, обходя размахивавшего зелено-серебристым флажком ребенка. «Три дворянина отведут его в каменную комнату, высеченную глубоко под дворцом. Это затененная комната, и его посадят в маленький световой круг в центре». Мирал с Флинтом обошли сверкавший кварцевый дом в форме дуба и завернули за угол.

«Дворяне в масках станут вокруг юноши треугольником», — сказал Мирал. — «Они Уласи , Созерцатели, и у каждого есть церемониальное имя: Толесра , Тщеславие; Сестари , Зависть; и Кетиар , Гордыня. Каждый непрестанно будет задавать юноше вопросы, обвиняя его в своекорыстном тщеславии, жажде величия других и глупой спеси. Яростью, подстрекательством, насмешками и критикой они испытывают силу воли и чистоту души, которые юноша приобрел в Роще».

Флинт представил себе эту сцену и поежился. Он по-прежнему предпочитал вечеринку по поводу своего Дня Полной Бороды. «Какова цель вопросов… Как он называется?»

«Эта часть Кентоммена называется Мелесканара , или ‘Тень Сердца’», — ответил Мирал. — «Цель, как и намекают их названия, проверить, не остались ли какие-либо тени на сердце юноши. Если да, он испугается, разгневается или падет духом от их слов. Закричать, заплакать или даже вздрогнуть означает провалить тест. Однако если к концу испытания юноша останется невозмутимым и в мире с самим собой, Уласи просто кивнут и покинут комнату, оставив дверь открытой».

У гнома внезапно возникло чувство, что он понял, где Беседующий развил непроницаемую маску, надеваемую на лицо во времена неприятностей. Ему стало любопытно, как Портиоса — и, к примеру, Тайрезиана — изменят их собственные Кентоммены .

Они подошли к мастерской Флинта; Таниса не было видно. Благодарный Флинт — хотя он никогда и не признал бы это — получивший возможность отдохнуть несколько минут на своей любимой каменной скамье, пригласил Мирала войти. Маг согласился, и вскоре они вдвоем наслаждались подрумяненным соленым квит-па , мешочек с которым гном приобрел на обратном пути. Гном держал в одной руке кружку с элем; маг пил воду.

«И как ты себя чувствуешь, друг мой?»— спросил Мирал. — «Ты узнал что-нибудь о тех, кто устроил эту мерзкую ловушку?»

Флинт в ответ на второй вопрос покачал головой, но ответил на первый, объявив себя здоровым, как гном наполовину моложе. «Танис и Эльд Айлия хорошо ухаживали за мной. Они не давали мне ничего, кроме здоровой еды и питья. Это было ужасно», — угрюмо добавил он.

«А то лекарство, что я оставил, помогает?»— осведомился Мирал. — «Я беспокоился, как ты справишься с тем, чтобы выпивать каждый час по чашке чая».

«Лекарство?»— Гном выглядел сбитым с толку. — «Нет. Айлия влила в меня достаточно холодной воды и молока, чтобы едва не заставить плавать — она утверждала, что это не даст развиться лихорадке от раны — но я не пил лекарств. Если только, конечно, она не вливала его в воду. С нее бы сталось».

«Нет, этот чай следовало принимать теплым», — сказал маг. — «А, ладно. Может быть, я забыл оставить травы. Я позже был так занят, что не вполне уверен, действительно ли делал что-то, или только собирался».